В. А. Жуковсий

В. А. Жуковсий

(1783—1852)

Василия Андреевича Жуковского высоко ценил Пушкин и считал себя его учеником. Жуковский же, подарив Пушкину свой порт­рет, написал на нем: «Победителю-ученику от побежденного учителя».

Человек удивительно добрый, отзывчивый и гуманный, тонкий ценитель искусства, Жу­ковский придал нашей поэзии, по словам Бе­линского, не достававший ей оттенок мечтатель­ной грусти, задушевности и сердечности, он «первым на Руси заговорил элегическим язы­ком жалобы человека на жизнь».

Жуковский писал стихи, в которых тосковал о чистой любви, о верности, о бескорыстной дружбе. Близкий к царскому двору (он был воспитателем наследника престола), Жуковский постоянно заступался за тех, кто боролся против деспотизма (за Пушкина, декабристов, Гер­цена). Но сам поэт не был борцом по натуре, не верил, что когда-нибудь человек станет сча­стлив на земле,— отсюда настроения грусти и печали, смирения и отречения, характерные для его поэзии. Конечно, не этими настроения­ми дорожим мы и не их имел в виду Пушкин, когда сказал: «Его стихов пленительная сла­дость пройдет веков завистливую даль».

Чувство горячей любви к родине позвало Жуковского в 1812 г. в Московское ополче­ние. Он был свидетелем Бородинского сраже­ния:

В рядах отечественной рати,

Певец, по слуху знавший бой,

Стоял я с лирой боевой

И мщенье пел для ратных братии...

Именно таким призывом к мщению, патри­отическим гимном, прославляющим подвиги русских воинов, звучит его стихотворение «Пе­вец во стане русских воинов», написанное в ок­тябре 1812 г., «после отдачи Москвы перед сра­жением при Тарутине».

В своих стихах Жуковский стремился за­печатлеть самые сокровенные, мимолетные движения сердца. В посвящении к повести в сти­хах «Ундина», в которой он рассказал о траги­ческой любви дочери моря к рыцарю, Жуков­ский писал:

Бывали дни восторженных видений,

Моя душа поэзией цвела;

Ко мне летал с вестями чудный Гений,

Природа вся мне песнию была.

Оно прошло, то время золотое;

С природы снят магический венец...

Но о мечте, как о весенней птичке,

Певавшей мне, с усладой помню я...

С большой теплотой и человечностью Жу­ковский сумел в своей романтической балладе поведать о прекрасном и благородном чувстве сильной и нежной любви, о радости жить для других.

В романтических поэмах и стихах Жуков­ского мы встречаемся с фантастическими обра­зами призраков, духов, колдунов, водяных. Они нужны были ему для того, чтобы у читателя создавалось определенное настроение, впечат­ление таинственности, ощущение бессилия че­ловека перед тайнами окружающего мира. Поэт считал, что счастье и смысл жизни человека зависят не от людей, а от высших сил, по воле которых будто бы совершается все в нашей жизни.

Его сказки и баллады — лиро-эпические стихотворения — не только рассказывают о фан­тастических событиях, но и рисуют картины народной жизни. В одной из своих лучших баллад — в «Светлане» — Жуковский дал поэти­ческое описание старинных русских обрядов:

Раз в крещенский вечерок

Девушки гадали:

За ворота башмачок,

Сняв с ноги, бросали;

Снег пололи; под окном

Слушали; кормили

Счетным курицу зерном;

Ярый воск топили;

В чашу с чистою водой

Клали перстень золотой,

Серьги изумрудны;

Расстилали белый плат

И над чашей пели в лад

Песенки подблюдны.

В этой, также романтической балладе та­инственно-мрачные события оказываются лишь страшным сном. Баллада заканчивается спо­койно-радостным аккордом: Светлана просну­лась, ее ждет счастливая встреча с женихом.

И Жуковский завершает балладу обращением к Светлане:

О! не знай сих страшных снов Ты, моя Светлана!

Большое значение для развития русской ли­тературы имели стихотворные переводы Жуков­ского, познакомившие русских читателей с по­эзией Гёте, Шиллера, Байрона, Вальтера Скотта, Фирдоуси. Огромной заслугой Жуков­ского перед русской культурой был перевод гомеровской «Одиссеи» (см. ст. «Гомер»). Бе­линский, оценивая творчество Жуковского-переводчика, писал: «...это с его стороны ве­ликий подвиг, которому награда — не простое упоминание в истории отечественной литера­туры, но вечно славное имя из рода в род...»

Очень много сделал Жуковский и для раз­вития русского стиха. Четкость и разнообра­зие форм стиха, легкость и ясность построе­ния — все это резко отличало поэзию Жуков­ского от тяжеловесного стихотворного стиля большинства его предшественников. «Стих Жу­ковского, — по словам Белинского, — неизме­римо выше стиха всех предшествовавших ему поэтов, он исполнен мелодии и вместе с тем какой-то сжатой крепости и энергии».

Стихотворения В. А. Жуковского и теперь, спустя полтора столетия, пленяют нас своей певучей красоток:

...Уж вечер... облаков померкнули края,

Последний луч зари на башнях умирает,

Последняя в реке блестящая струя

С потухшим небом угасает.

(«Вечер».)

Жуковский дорог нам потому, писал Белин­ский, что, «одухотворив русскую поэзию ро­мантическими элементами, он сделал ее до­ступною для общества, дал ей возможность развития, и без Жуковского мы не имели бы Пушкина».