П.М. Садовский

П.М. Садовский

«Лучшими, задушевными его ро­лями остаются, бесспорно, мастерские типы гоголевских комедий»,— отме­чал один из современников. Самые удач­ные из них — Подколесин в «Женить­бе» и Осип в «Ревизоре». Но в по­следние два десятилетия жизни Про­ва Михайловича Садовского самым близким ему драматургом и искренним другом его стал А. Н. Островский. Глубоко различны между собой созданные Садовским сценические об­разы в пьесах великого русского дра­матурга Островского. Как, напри­мер, непохожи друг на друга два мо­шенника Большов и Подхалюзин («Свои люди — сочтемся»)! Садов­ский играл озлобленного крепостника Мамаева («На всякого мудреца до­вольно простоты») и широкого, без­удержного в своих чувствах Краснова («Грех да беда на кого не живет»), самодура Дикого («Гроза»), честного и благородного Любима Торцова, спившегося из-за горькой жизни («Бед­ность — не порок»), народного героя Минина («Козьма Захарьич Минин-Сухорук») и деспота-воеводу Шалыгина («Воевода»).

Садовский почти не пользовался средствами внешнего перевоплоще­ния — париком, гримом. Нет, перевоплощался он сам, его душа, жившая мыслями и страстями героя. А отсюда уже шло и поразительное изменение выражения лица, осанки, фигуры, всего внешнего облика. Са­довский владел удивительным богат­ством интонаций сценической речи, великолепно передававших не только все оттенки переживаний и настроений, но и национальность своего героя, и принадлежность его к тому или иному сословию.

Кого бы ни играл Пров Садов­ский — обличаемого или обличителя,— объективно его искусство было всегда на стороне правды, всегда воспринималось современниками как горячая защита обездоленных и гневная отпо­ведь притеснителям-самодурам.