Театр французской революции

Театр французской революции

В ходе французской буржуазной революции конца XVIII в. изменился и театр. 13 января 1791 г. Учредительное собрание приняло закон о свободе театров. Это значило, что рухнула театральная монополия: теперь любой театр имел право ставить то, что хотел.

Переменилось все и в «Комеди Франсез», и в первую очередь публика. В зале теат­ра люди ждали такого же громового красно­речия, такого же горячего призыва к разуму, чувствам, как и в революционных клубах, и так же считали себя вправе откликаться на мо­нологи актеров взрывами восторга или негодую­щим свистом.

«Комеди Франсез» больше не было — теперь был Театр Нации. Это новое название театр при­нял, чтобы подчеркнуть свою преданность рево­люции. Большая часть труппы, которую назы­вали «черной эскадрой», была против револю­ции, поэтому революционные актеры — «крас­ная эскадра» — сразу после закона о свободе театра ушли из Театра Нации и основали соб­ственный театр — Театр Республики. Во главе его встал великий актер Франсуа Жозеф Таль­ма (1763—1826) — создатель революци­онного классицизма.

Тальма был прекрасен и величав, играя античных героев в тунике, заменившей услов­ный «римский» костюм. Его жесты отличались отточенностью и скульптурностью. Он обра­щался не к литературному вкусу, а к разуму и эмоциям. Зрителя он звал за собой — и был ему удивительно понятен и близок. Когда же Тальма играл роли не античные, он прибегал к историческому костюму и портретному гриму. Тальма стремился к историчности и достоверности.

Этим он подготовил многие достижения романтизма в театре.

Театр, возглавляемый Тальма, стал театром революции. Все самые революционные пьесы шли здесь.

Обе труппы старейшего театра Франции соединились только тогда, когда революция фактически завершилась.

Если театр приблизился к революционному клубу, то народные демонстрации, напротив, театрализовались.

Раньше театры избегали массовых сцен, теперь ими увлекались. Раньше объемная деко­рация составляла исключение, но вскоре ей суждено было стать необходимой. Прежде со­временные манеры и нравы считались запретны­ми для классицистического театра высоких стра­стей, теперь же для них открывалась дорога.

Людям, совершившим революцию, хотелось казаться римскими героями. Они словно стес­нялись своего обыкновенного облика. Этот исто­рический маскарад, эти римские маски скры­вали под собой истинно народные и современ­ные страсти.

Но романтики, начавшие поколением позже борьбу против классицизма на сцене, не всегда понимали, как помогли будущей победе роман­тизма революционные классицисты.