И.И. Левитан

И.И. Левитан

(1860—1900)

У русской природы было много певцов. У каждого из них существовали свои любимые места, были свои пристрастия. Пушкин любил псковскую позднюю осень, серебрившую моро­зом поля; Тургенев воспел росистые рощи Орловщины; Горький — Волгу и поволжские многолюдные города. Художник Венецианов любил писать пажити, затянутые дымкой зноя; Шишкин — сосновые леса; Нестеров — север, холмистую страну с ее полевыми цветами и березками, с ее светлыми водами и блеском прохладного воздуха. Каждый из писателей и художников открывал в русской природе те или иные черты и пытался передать любовь к ним своим современникам и потомкам.

Но редко у кого из художников природа средней России была выражена с такой полно­той, как у Исаака Ильича Левитана. Почти никто из художников до Левитана не показал глубокого очарования, таящегося в простоте русского пейзажа. Почти никто до Левитана не показал величия наших просторов, скрытую силу наших мягких, подчас как бы затушеван­ных красок, всю живописность самых обычных вещей — от дождя, моросящего над порубкой, до тропинки, ведущей от колодца к избе.

Вглядываясь в картины Левитана, мы ло­вим себя на том, что все написанное этим пре­восходным художником мы много раз уже ви­дели вокруг себя, но не запомнили. Все это проскользнуло мимо нас, как пейзаж за окнами вагона. Сила Левитана заключается в том, что он заставляет всмотреться в природу и пере­дает нам свою любовь к родине. Большинство из нас умеет просто смотреть, тогда как мы должны научиться вглядываться, пристально наблюдать и запоминать. Только тогда мы от­кроем в окружающей природе такое разнообра­зие форм и красок, о каком раньше и не подо­зревали. Вот такому углубленному наблюде­нию природы учат нас художники, и в первую очередь Левитан.

Левитана можно назвать открывателем кра­сот нашей русской земли, тех красот, что лежат рядом с нами и каждый день и час доступны нашему восприятию. Возьмем хотя бы солнеч­ный свет, который нас окружает, и проследим влияние этого света на пейзаж.

Вглядываясь в картины Левитана, мы на­чинаем замечать, что прямой солнечный свет дает одну окраску листве и всем предметам, утренний свет — иную, а свет закатного солн­ца — совершенно особую. Все разнообразие оттенков света, все световые богатства нашего пейзажа найдены и закреплены на полотнах Левитана — от света, пробивающегося сквозь слой облаков, до света, появляющегося после дождя; от меркнущего света ненастных дней до света, удесятеренного блеском желтой лист­вы в ясные осенние дни или живого, как бы играющего и плещущего вместе с речной рябью света в ветреный день на реке.

Картины Левитана не только дают наслаж­дение глазу. Они помогают понять и изучить нашу землю. В них заложено могучее познава­тельное начало. И наконец, они усиливают нашу любовь к русской природе, к родной стране. Поэтому они могут быть названы пат­риотическими в самом чистом и высоком зна­чении этого слова.

Любой боец, идущий в сражение за свою страну, представляет себе ее в целом и в част­ностях. В минуты боя люди часто вспоминают какой-нибудь самый близкий им, самый милый уголок земли. И бьются за всю страну и за него, за этот уголок, чтобы не отдать его на поругание врагу.

Широкое чувство родины рождается из как будто бы незначительных вещей, таких хотя бы, как мостки через речку, старый осокорь, шумя­щий листьями на ветру, или душистые заросли вереска, забрызганные летним дождем. Все это те крупицы, из которых создается вели­колепное целое, любимое нами до боли в серд­це, то целое, что зовется родиной.

Для того чтобы картина была воспринята с наибольшей силой и полнотой, существует простое правило. Нельзя смотреть много кар­тин сразу. Нужно выбрать одну, две, три и рассматривать их долго, медленно, вникая во все переходы красок, во все подробности, как бы присутствуя вместе с художником в тех местах, которые изображены на картине. Недаром Чехов говорил, что обязательно нуж­но представлять самого себя среди того пейзажа, какой написан художником,— тогда он оживет. Нужно смотреть на картину как на реальный вид за окном своей комнаты.

Нет человека, которому картины Левитана не напоминали бы о милых его сердцу уголках России. У каждого есть своя любимая картина Левитана. Мне, например, ближе всех картина «Золотая осень». Я считаю, что по своей живо­писности, точности красок и простоте она равна пушкинским описаниям осени. Вся поэ­зия русской осени, с ее чистейшим прохладным воздухом, с ее затишливыми водами и светлыми далями, с шорохом просвеченного насквозь сентябрьским солнцем золотого листа, вопло­щена в этой картине с удивительной силой. Вот такой была, должно быть, осень в Болдине, та памятная русская осень, которой мы все благодарны за то, что она оказалась вели­колепной творческой средой для Пушкина.

При жизни Левитана было принято искать и находить в его картинах различные оттенки грусти, печали и даже уныния. Время было унылое. Оно пыталось окрасить все окружаю­щее в свой цвет. Левитановское уныние — это, конечно, глубочайшая неправда. Как можно назвать печальным художника, раскрывшего все богатство красок русской природы во всей их беспрерывной изменчивости?! Как можно говорить о грусти художника, картины кото­рого пропитаны до последней нитки на холсте любовью к своей стране?!

Правда, иной раз при виде картин Левитана у нас появляется вполне законное сожаление, что мы не можем вот сейчас, в эту минуту, немедленно перенестись в те места, которые изображены на полотне.

О каждой из картин Левитана можно напи­сать исследование и поэму. Описать их невоз­можно. Их надо видеть. Видеть «Золотую осень», с ее глубочайшей синевой небесного свода и золотом опадающих берез. И «Над вечным покоем», где мастерски пере­дано величавое в своей угрюмости ненастье. И «Mapт», с его блестками тающих снегов . И «Свежий ветер», с игрой широкой реки. И «У омута», где все полно той таинственности, кото­рую создает соединение густых зарослей и чистой глубокой воды. И «Владимирку»¹, овеянную памятью о поколениях пре­красных русских людей, поплатившихся ка­торгой за преданность народу.

Любите Левитана! Вглядывайтесь в его кар­тины, и тогда перед вами предстанет вся наша страна во всей ее привольной красоте. И вы полюбите ее еще больше, чем любили до тех пор, пока ее не показал вам этот волшебный художник.

¹ Картины, которые перечисляет здесь К. Паус­товский, написаны Левитаном в течение 8 лет, с 1892 по 1900 г., и хранятся в Третьяковской галерее в Москве.