ВОР

ВОР

Жил-был старик со старухою; у них был сын, по имени Иван. Кормили они его, пока большой вырос, а потом и говорят:

—  Ну, сынок, доселева мы тебя кормили, а нынче корми ты нас до самой смерти.

Отвечал им Иван:

—  Когда кормили меня до возраста лет, то кормите и до уса.

Выкормили его до уса и говорят:

• Ну, сынок, мы кормили тебя до уса, теперь ты корми нас до самой смерти.
• Эх, батюшка, и ты, матушка,— отвечает сын,— когда кормили меня до уса, то кормито и до бороды.

Нечего делать, кормили-поили его старики до бороды, а после и говорят:

—  Ну, сынок, мы кормили тебя до бороды, нынче ты нас корми до самой
смерти.

• А коли кормили до бороды, так кормите и до старости!
  Тут старик не выдержал, пошел к барину бить челом на сына.
  Призывает господин  Ивана:
• Что ж ты, дармоед, отца с матерью не кормишь?
• Да чем кормить-то? Разве воровать прикажете? Работать я не учился, а теперь и учиться поздно.
• А  по мне  как знаешь,— говорит ему  барин,— хоть  воровством,  да корми отца с матерью, чтоб на тебя жалоб не было!

Тем временем доложили барину, что баня готова, и пошел он парить­ся; а дело-то шло к вечеру. Вымылся барин, воротился назад и стал спра­шивать:

— Эй, кто там есть? Подать босовики!

А Иван туг как тут, стащил ему сапоги с ног, подал босовики; сапоги тотчас под мышку и унес домой.

— На, батюшка,— говорит отцу,— снимай свои лапти, обувай господские сапоги.

Наутро хватился барин — нет сапогов; послал за Иваном:

• Ты  унес мои сапоги?
• Знать не знаю, ведать не ведаю, а дело мое!
• Ах ты, плут, мошенник! Как же ты смел воровать?
• Да разве ты, барин, не сам сказал: хоть воровством, да корми отца с матерью? Я твоего господского приказу не хотел ослушаться.
• Коли так,— говорит барин,— вот тебе мой приказ:  украдь у меня черного быка из-под плуга; уворуешь — дам тебе сто рублей, не уворуешь — влеплю сто плетей.
• Слушаю-с! — отвечает Иван.

Тотчас бросился он на деревню, стащил где-то петуха, ощипал ему перья — и скорей на пашню; подполз к крайней борозде, приподнял глыбу земли, подложил под нее петуха, а сам за кусты спрятался.

Стали плугатари вести новую борозду, зацепили ту глыбу земли и своро­тили на сторону; ощипанный петух выскочил и что сил было побежал по кочкам, но рытвинам.

— Что за чудо из земли выкопали! — закричали плугатари и пустились вдогонку за петухом.

Иван увидал, что они побежали как угорелые, бросился сейчас к плугу, отрубил у одного быка хвост да воткнул другому в рот, а третьего отпряг и увел домой.

Плугатари гонялись, гонялись за петухом, так и не поймали, воротились назад: черного быка нет, а пестрый без хвоста.

—  Ну,  братцы,  пока  мы за чудом  бегали,  бык  быка  съел;  черного-то совсем сожрал, а пестрому хвост откусил!

Пошли к барину с повинною головою:

• Помилуй, отец, бык быка съел.
• Ах  вы, дурачье безмозглое,— закричал на  них барин,— ну где  это видано, где это слыхано, чтоб бык да быка съел? Позвать ко мне Ивана!

Позвали.

• Ты быка украл?
• Я, барин.
• Куда ж ты девал его?
• Зарезал; кожу на базар снес, а мясом стану отца да мать кормить.
• Молодец,— говорит барин,— вот тебе сто рублей. Но украдь же теперь моего любимого жеребца, что стоит за тремя дверями, за шестью замками; уведешь — плачу двести рублей, не уведешь — влеплю двести плетей!
• Изволь, барин, украду.

Вечером поздно забрался Иван в барский дом; входит в переднюю — нет пи души, смотрит — висит на вешалке господская одежа; взял барскую ши­нель да фуражку, надел на себя, выскочил на крыльцо и закричал громко кучерам и конюхам:

—  Эй,  ребята!  Оседлать поскорей  моего любимого жеребца да подать к крыльцу.

Кучера и конюхи признали его за барина, побежали в конюшню, отперли шесть замков, отворили трое дверей, вмиг все дело исправили и подвели к крыльцу оседланного жеребца. Вор сел на него верхом, ударил хлыстиком — только и видели!

На другой день спрашивает барин:

—  Ну, что мой любимый жеребец?

А он еще с вечера выкраден. Пришлось посылать за Иваном.

• Ты украл -жеребца?
• Я, барин.
• Где ж он?
• Купцам продал.
• Счастлив  твой  бог,  что  я  сам   украсть  велел!  Возьми  свои  двести рублей. Ну, украдь же теперь керженского наставника.
• А что, барин, за труды положишь?
• Хочешь триста рублей?
• Изволь, украду!
• А если не украдешь?

—  Твоя воля; делай, что сам знаешь.
Призвал барин наставника.

—  Берегись,— говорит,— стой   на   молитве   всю   ночь,   спать   не  моги!
Ванька-вор на тебя похваляется.

Перепугался старец, не до сна ему, сидит в келье да молитву твердит. В самую  полночь пришел   Иван-вор с  рогозиным  кошелем  и  стучится в окно.

• Кто ты, человече?
• Ангел с небеси, послан за тобою унести живого в рай; полезай в ко­шель.

Наставник сдуру и полез в кошель; вор завязал его, поднял на спину и понес на колокольню. Тащил, тащил.

• Скоро ли? — спрашивает наставник.
• А вот увидишь! Сначала дорога хоть долга, да гладка, а под конец коротка, да колотлива.

  Втащил его наверх и спустил вниз по лестнице; больно пришлось на­ставнику, пересчитал все ступеньки!

  • Ох,— говорит,-   правду сказал ангел: передняя дорога хоть долга, да гладка, а последняя коротка, да колотлива! И на том свете такой беды не зна­вал!
  • Терпи, спасен  будешь! — отвечал  Иван,  поднял кошель  и  повесил у ворот на ограду, положил подле два березовых прута толщиною в палец и написал на воротах: «Кто мимо пройдет да не ударит по кошелю три раза - да будет анафема проклят!»

  Вот всякий, кто ни проходит мимо,— непременно стегнет три раза. Идет барин:

  —  Что за кошель висит?

  Приказал снять и .то развязать. Развязали, а оттуда лезет керженский наставник.

  —  Ты как сюда попал? Ведь говорил тебе: берегись, так нет! Не жалко мне, что тебя прутьями били, а жалко мне, что из-за тебя триста рублей даром пропали!