ПОДИ ТУДА — НЕ ЗНАЮ КУДА, ПРИНЕСИ ТО - НЕ ЗНАЮ ЧТО

  ПОДИ ТУДА — НЕ ЗНАЮ КУДА, ПРИНЕСИ ТО - НЕ ЗНАЮ ЧТО

Распустила их старуха по своим местам — по трущобам, по лесам, по рощам; воротилась в горницу, достала свою волшебную книгу, развернула ее — и тотчас явились к ней два великана:

Что угодно, что надобно?

А вот что, слуги мои верные! Понесите меня вместе с зятем на окиян-море широкое и станьте как раз на средине — на самой пучине.

Тотчас подхватили они стрельца со старухою, понесли их. словно вихри буйные, на окиян-море широкое и стали на средине — на самой пучине: сами как столбы стоят, а стрельца со старухою на руках держат. Крикнула старуха громким голосом — и приплыли к ней все гады и рыбы морские: так и кишат! Нз-за них синя моря не видно!

—           Гой есте, гады и рыбы морские! Вы везде плаваете, у всех островов бываете; не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что?

Все гады и рыбы в один голос отвечали:

—           Нет! Мы про то не слыхивали!

Вдруг протеснилась вперед старая колченогая лягушка, которая уж лет тридцать как в отставке жила, и говорит:

Ква-ква! Я знаю, где этакое диво найти.

Ну, милая, тебя-то мне и надобно! — сказала старуха, взяла лягушку и велела великанам себя и зятя домой отнесть.

Мигом очутились они во дворце. Стала старуха лягушку допытывать:

—           Как и какою дорогою моему зятю идти?
Отвечает лягушка:

—           Это место на краю света — далеко-далеко! Н бы сама его проводила, да  уж   больно  стара,   еле   ноги   волочу;   мне   туда   в   пятьдесят  лет   не   до­прыгать.

Старуха принесла большую банку, налила свежим молоком, посадила в нес лягушку и дает зятю:

—           Неси,— говорит,— эту банку в руках, а лягушка пусть тебе дорогу показывает.

Стрелец взял банку с лягушкою, попрощался со старухой и ее дочками и отправился в путь. Он идет, а лягушка ему дорогу показывает.

Близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли — приходит к огненной реке; за тою рекой высокая гора стоит, в той горе дверь видна.

—           Ква-ква! — говорит лягушка.— Выпусти  меня  из банки;   надо   нам через реку переправиться.

Стрелец вынул ее из банки и пустил наземь.

—           Ну, добрый молодец, садись на меня, да не жалей; небось не задавить!
Стрелец сел на лягушку и прижал ее к земле; начала лягушка дуться, дулась, дулась и сделалась такая большая, словно стог сенной. У стрельца только и на уме, как бы не свалиться:

—           Коли свалюсь, до смерти ушибусь!

Лягушка надулась да как прыгнет — перепрыгнула через огненную реку и сделалась опять маленькою.

—           Теперь, добрый молодец, ступай в эту дверь, а я тебя здесь подожду: войдешь ты в пещеру и хорошенько спрячься. Спустя некое время придут туда два старца; слушай, что они будут говорить и делать, а после, как они уйдут, и сам то ж говори и делай!

Стрелец подошел к горе, отворил дверь — в пещере так темно, хоть глаз выколи! Полез на карачках и стал руками щупать; нащупал пустой шкап, сел в него и закрылся. Вот немного погодя приходят туда два старца и говорят:

—           Эй, Шмат-разум! Покорми-ка нас.

В ту ж минуту — откуда что взялось! — зажглись люстры, загремели тарелки и блюда, и явились на столе разные вина и кушанья. Старики напи­лись, наелись и приказывают:

—           Эй, Шмат-разум! Убери все.

Вдруг ничего не стало — ни стола, ни вин, ни кушаньев, люстры все погасли.

Слышит стрелец, что два старца ушли, вылез из шкапа и крикнул:

Эй. Шмат-разум!

Что угодно?

Покорми меня!

Опять явились и люстры зажженные, и стол накрытый, и всякие напитки и кушанья.

Стрелец сел за стол и говорит:

—           Эй, Шмат-разум! Садись, брат, со мною; станем есть-пить вместе, а то одному мне скучно.

Отвечает невидимый голос:

—           Ах, добрый человек! Откудова тебя бог принес? Скоро тридцать лет. как я двум старцам верой-правдой служу, а за все это время они ни разу меня с собой не сажали.

Смотрит стрелец-и удивляется: никого не видать, а кушанья с тарелок словно кто метелочкой подметает, а бутылки с вином сами подымаются, сами в рюмки наливаются, глядь — уж и пусты!

Вот стрелец наелся-напился и говорит:

Послушай, Шмат-разум! Хочешь мне служить? У меня житье хоро­шее.

Отчего  не  хотеть!  Мне давно  надоело здесь, а ты,  вижу, -- человек добрый.

Ну, прибирай все, да пойдем со мною!

Вышел стрелец из пещеры, оглянулся назад — нет никого...

Шмат-разум! Ты здесь?

Здесь! Не бойся, я от тебя не отстану.

Ладно! — сказал стрелец и сел на лягушку.

Лягушка надулась и перепрыгнула через огненную реку; он посадил ее в банку и отправился в обратный путь.

Пришел к теще и заставил своего нового слугу хорошенько угостить старуху и ее дочек. Шмат-разум так их употчевал, что старуха с радости чуть плясать не пошла, а лягушке за ее верпую службу назначила по три банки молока в день давать. Стрелец распрощался с тещею и пустился домой.

Шел, шел и сильно уморился; прибились его ноги скорые, опустились руки белые.

—           Эх,— говорит,— Шмат-разум!  Если б ты ведал, как я устал; просто ноги отымаются.

—           Что ж ты мне давно не скажешь? Я б тебя живо на место доставил.
Тотчас подхватило стрельца буйным вихрем и  понесло по воздуху так шибко, что с головы шапка свалилась.

—           Эй, Шмат-разум! Постой на минутку, моя  шапка свалилась.

—           Поздно, сударь, хватился! Твоя шапка теперь за  пять тысяч  верст назади.

Города и деревни, реки и леса так и мелькают перед глазами... Вот летит стрелец над глубоким морем,  и гласит ему Шмат-разум:

Хочешь — я на  этом   море  золотую  беседку  сделаю?   Можно  будет отдохнуть, да и счастье добыть.

А ну, сделай! — сказал стрелец и стал опушаться на море.

Где за минуту только полны подымается — гам появился островок, на островку золотая беседка. Говорит стрельцу Шмат-разум:

—           Садись в беседку, отдыхай, на море поглядывай: будут плыть мимо три купеческих корабля и пристанут к острову; ты зазови купцов, угости-употчевай и променяй меня на три диковинки, что купцы с собой везут. В свое время я к тебе назад вернусь!

Смотрит стрелец — с западной стороны три корабля плывут: увидали корабельщики остров и золотую беседку:

—           Что за чудо! — говорят.-— Сколько раз мы тут плавали, кроме воды, ничего не было, а тут — на поди! -- золотая беседка явилась. Пристанемте, братцы, к берегу, поглядим-полюбуемся.

Тотчас остановили корабельный ход и бросили якори; три купца-хозяина сели па легкую лодочку и поехали на остров.

Здравствуй, добрый человек!

Здравствуйте, купцы чужеземные! Милости просим ко мне, погуляйте, повеселитесь, роздых возьмите:  нарочно для заезжих  гостей и беседка вы­строена!

Купцы вошли в беседку, сели па скамеечку.

—           Эй, Шмат-разум! — закричал стрелец.-  Дай-ка нам попить-поесть.
Явился стол, на столе вина и кушанья, чего душа захочет — все мигом исполнено! Купцы только ахают.

Давай,— говорят,— меняться!  Ты  нам  своего слугу отдай,  а  у   нас возьми за то любую диковинку.

А какие у вас диковинки?

Посмотри — увидишь!

Один купец вынул из кармана маленький ящичек, только открыл его — тотчас по всему острову славный сад раскинулся и с цветами и с дорожками, а закрыл ящичек — и сад пропал.

Другой купец вынул из-под полы топор и начал тяпать: тяп да ляп — вышел корабль! Тяп да ляп — еще корабль! Сто разов тяпнул — сто кораблей сделал, с парусами, с пушками и с матросами; корабли плывут, в пушки палят, от купца приказов спрашивают... Натешился он, спрятал свой топор — и ко­рабли с глаз исчезли, словно их и не было!

Третий купец достал рог, затрубил в один конец — тотчас войско явилося: пехота и конница, с ружьями, с пушками, с знаменами; ото всех полков посылают к купцу рапорты, а он отдает им приказы: войска идут, музыка гремит, знамена развеваются... Натешился купец, взял трубу, затрубил с дру­гого конца — и нет ничего, куда вся сила девалася!

Хороши ваши диковинки, да мне не пригодны! — сказал стрелец.—Войска да корабли — дело царское, а я простой солдат. Коли хотите со мной поменяться, так отдайте мне за одного слугу-невидимку все три диковинки.

Не много ли будет?

Ну как знаете; а я иначе меняться не стану!

Купцы подумали про себя: «На что нам этот сад, эти полки и военные корабли? Лучше поменяться; по крайней мере, без всякой заботы будем и сы­ты и пьяны». Отдали стрельцу свои диковинки и говорят:

—           Эй, Шмат-разум! Мы тебя берем с собою; будешь ли нам служить
верой-правдою?

—           Отчего не служить? Мне все равно — у кого ни жить.
Воротились купцы на свои корабли и давай всех корабельщиков поить-угощать:

—           Ну-ка, Шмат-разум, поворачивайся!

Перепились все допьяна и заснули крепким сном. А стрелец сидит в золотой беседке, призадумался и говорит:

—            Эх, жалко! Где-то теперь мой верный слуга Шмат-разум?

Я здесь, господин!
Стрелец обрадовался:

Не пора ли нам домой?

Только сказал, как вдруг подхватило его буйным вихрем и понесло по воздуху.

Купцы проснулись, и захотелось им выпить с похмелья:

—            Эй. Шмат-разум, дай-ка нам опохмелиться!

Никто не отзывается, никто не прислуживает. Сколько ни кричали, сколько ни приказывали — нет ни на грош толку.

—           Ну, господа! Надул нас этот маклак. Теперь черт его найдет! И остров пропал, и золотая беседка сгинула.

Погоревали-погоревали купцы, подняли паруса и отправились, куда им было надобно.

Быстро прилетел стрелец в свое государство, опустился возле синего моря на пустом месте.

Эй, Шмат-разум! Нельзя ли здесь дворец выстроить?

Отчего нельзя! Сейчас готов будет.

Вмиг дворец поспел, да такой славный, что и сказать нельзя: вдвое лучше королевского. Стрелец открыл ящичек, и кругом дворца сад явился с редкими деревьями и цветами.

Вот сидит стрелец у открытого окна да на свой сад любуется — вдруг влетела в окно горлица, ударилась оземь и оборотилась его молодой женою. Обнялись они, поздоровались, стали друг друга расспрашивать, друг другу рассказывать. Говорит стрельцу жена:

—           С той самой поры, как ты из дому ушел, я все время но лесам да по рощам сирой горлинкой летала.

На другой день поутру вышел король на балкон, глянул на сине море и видит — на самом берегу стоит новый дворец, а кругом дворца зеленый сад.

—           Какой это невежа вздумал без спросу на моей земле строиться?
Побежали гонцы, разведали и докладывают,  что дворец тот стрельцом поставлен, и живет во дворце он сам, и жена при нем. Король пуще разгне­вался, приказал собрать войско и идти на взморье, сад дотла разорить, дворец на мелкие части разбить, а самого стрельца и его жену лютой смерти предать.

Усмотрел стрелец, что идет на него сильное войско королевское, схватил поскорей топор, тяп да ляп — вышел корабль! Сто разов тяпнул — сто ко­раблей сделал. Потом вынул рог, затрубил раз — повалила пехота, затрубил в другой — повалила конница.

Бегут к нему начальники из полков, с кораблей и ждут приказу. Стрелец приказал начинать сражение; тотчас заиграла музыка, ударили в барабаны, полки двинулись; пехота ломит королевских солдат, конница догоняет, в плен забирает, а с кораблей по столичному городу так и жарят пушками.

Король видит, что его армия бежит, бросился было сам войско останавли­вать — да куда! Не прошло и полчаса, как его самого убили.

Когда кончилось сражение, собрался народ и начал стрельца просить, чтобы взял в свои руки все государство. Он на то согласился и сделался коро­лем, а жена его королевою.

НАЗАД