Страна с алмазным сердцем

Страна с алмазным сердцем

(Из очерка Т. Семушкина)

В 1928 году на Чукотке построи­ли первую школу-интернат. Дети с изумлением ходили вокруг этого дома «с глазами»: в их допотопные жили­ща никогда не проникал луч поляр­ного солнца, в них не было ни окон, ни дверей, в них надо было не вхо­дить, а вползать. С большим трудом нам удалось уговорить безмерно любя­щих родителей отпустить детей в школу: они ни за что не хотели расстаться с ними даже на короткое время.

Дети долго не могли научиться спать на кроватях, к удивлению на­шего врача, думавшего, что «спать-то уж все умеют» . Они дичились и не понимали, зачем ложиться на белую простыню, из которой можно разве только сшить охотничий маскировоч­ный балахон. Так было на всем Севере — от Мурманска и до берегов Берингова моря. Новое поколение всего этого не знает, все это — прошлое.

Люди Севера теперь переселились в «глазастые» дома. Появились свои учителя, врачи, инженеры, худож­ники, писатели, архитекторы. Чу­котский художник Вуквов, погибший на войне, был участником Парижской выставки. Книги писателя Рытхэу обошли всю страну и в переводах достигли берегов Атлантики. Архи­тектор якут Гермогенов стал автором уникального проекта алмазного Ново-Айхальского городка; в нем будут не только теплые дома, но и «теплые» улицы.

Многие каюры пересели с собачь­их упряжек на тракторы, бульдозеры. Вертолет проник в такие места, где поистине не ступала нога даже корен­ного жителя этой суровой и подчас жестокой страны. «Сердце собаки съел мотор» ,— говорят старики.

Долгие годы геологи сновали по этой необъятной стране, по безлюдным ущельям и горам. И земля с вечномерзлым грунтом и ледяными линзами, до­ходящими до двухсот восьмидесяти метров в глубину, стала открывать свои богатства: золото, олово, воль­фрам, уголь, слюду и даже соль, кото­рую доставляют еще для рыбной про­мышленности восточных районов чуть ли не с озера Баскунчак.

Еще в начале нашего века якут-оленевод насторожил русских геологов удивительной находкой. На берегу реки Вилюй он нашел блестящий камешек: «Ледышка не ледышка —на руке не тает». Он отдал камень купцу за два фунта махорки и, доволь­ный такой удачной сделкой, подумал, что у купца не все в порядке с голо­вой: станет ли умный человек столько платить за камешек? Алмаз попал на всемирную выставку в Париже, полу­чил название «Полярная звезда» и был оценен в 100 000 золотых рублей. Весил он 50 каратов.

Купец, как говорили, все сделал, чтобы скрыть место, где был найден алмаз. Советские геологи за многие годы неимоверного труда, испытывая чудовищные лишения, напали на след алмазных россыпей.

Взрывы горных пород огласили великую тишину Севера, и перелет­ные птицы изменили места своих гнездовий. Началась промышленная добыча якутских алмазов. И теперь на месте алмазных разработок возникли новые промышленные центры Яку­тии — Мирный, Айхал и др.

... «Айхал» в переводе с якут­ского — «слава». Город окружен сплошной дремучей тайгой, где де­ревья не имеют центрального корня. Они не могут пробить ледяную линзу и расходятся в стороны под самой поверхностью земли, оттаивающей в полярное лето лишь на метр-полтора.

Айхал на многие сотни километ­ров удален от железной дороги и даже от портов Лены. И лишь когда полярная зима закует в ледо­вый панцирь реки, озера, проморозит верхний сдой грунта до степени бето­на, в Айхал идут бульдозеры, расчи­щая просеки в вековой тайге. За ними идут с грузом автопоезда. Идут не день и не два, а месяцы, не выключая моторов, иначе их не разогреешь при шестидесятиградусном морозе. Боль­шую половину года, с мая по декабрь, Север выручает транспортная авиа­ция — единственное средство перевоз­ки людей и грузов. А то, что нельзя погрузить в самолеты, идет сюда на автомашинах от самой станции Боль­шой Невер Транссибирской железно­дорожной магистрали. Три месяца идет груз от Большого Невера до Айхала!

Не удивительно, что некоторые американские специалисты пришли к заключению: русские алмазы нахо­дятся в таких местах, что добывать их невозможно. В лучшем случае добыча алмазов, считали они, начнется не ранее 1970 года. Но, вопреки их пред­положениям, в Мирном эта работа началась уже с 1957 г., в Айхале — с 1960 г.

Шумно стало в алмазных городах, насчитывающих свыше двадцати ты­сяч жителей; шумно и от взрывов кимберлитовых пород, сотрясающих землю; шумно и от беспокойного чело­века...

И зверь, который был единст­венным обитателем этих мест и жив­ший здесь как в заповеднике, ушел дальше на север.

Дрожит земля алмазная от тяже­лых машин, груженных драгоценной породой; стонет она и от обогати­тельных фабрик, где могучие дробиль­ные установки молотят магматиче­скую породу, выколачивая из нее ал­мазы.

В лаборатории хранится «под семью замками» суточная добыча ал­мазов — результат огромного труда.

Приносят многокаратные алмазы. Впервые в жизни я смотрю на ска­зочные сокровища, и предо мной встает весь суровый алмазный край с его еще не до конца покоренным без­дорожьем, дремучей тайгой, топями и болотами, которые оказались бес­сильными противостоять устремлениям человека; встают новые таежные города, обогатительные фабрики, мощная индустрия, преодолевающая все на своем пути; встают люди, рож­денные в чумах, боявшиеся спать на кроватях, а теперь своими рука­ми преобразующие этот таежный край. И мне начинает казаться, что я смотрю фантастический фильм, что вот кончится сеанс — и вокруг опять встанет нетронутая тайга, и меж деревьев запетляют звериные следы, и в полном безветрии от неба к земле будут падать снежинки, похо­жие на беззвучные белые струны.

Но это не фильм, а жизнь. И округа гудит машинами, и, до краев переполненный необычными впечат­лениями, я покидаю эту некогда богом забытую якутскую безлюдную тайгу, ставшую алмазным сердцем страны, этот советский Север с ин­дустрией и цивилизацией двадца­того века.