Об обвинении, представленном королю народом Лангедока в городе Безье против некоего Бетизака

Об обвинении, представленном королю народом Лангедока в городе Безье против некоего Бетизака

«Три дня пребывал король в Безье и предавался ра­достям и забавам в окружении благородных дам и девиц, не требуя Бетизака к себе и не спрашивая о нем; однако инквизи­торы, имевшие поручение от советников короля, вели тайное о нем дознание. В ходе дознания они обнаружили за ним не­сколько ужасных преступлений, коим не могло быть проще­ния. И случилось так, что на четвертый день пребывания ко­роля в городе казначей был вызван в королевский совет, за­перт в небольшой комнате, обыскан, после чего ему было сказано следующее: «Бетизак, взгляните на эти письма и дер­жите ответ по ним.» И показали ему большое число писем и жалоб, поступивших в Безье и доставленных королю с мольбами о справедливости, в каждом из которых с возму­щением говорилось о злом правлении Бетизака и о притесне­ниях и вымогательствах, чинимых им народу. Письма сии были зачитаны ему одно за другим. На некоторые из них он отвечал складно и с пользой для своей защиты, на другие же он не мог ответить и говорил о них: «Ничего об этом не знаю, спросите об этом у сенешалов Бокера и Каркассонна и у канцлера Беррийского.» Наконец ему было сказано, что для того, чтобы оправдаться, ему придется некоторое время про­быть в тюрьме. Он повиновался и не выказал протеста. Едва он был заключен в тюрьму, инквизиторы направились в его отель и конфисковали все его записи и счета, которые он в прошлом вел, и унесли их с собой и не торопясь проверили, и нашли в них множество различных вещей, в том числе крупных сумм денег, которые он получил в прошлом в сене-шальствах и сеньориальных владениях вышеупомянутого короля, и суммы были столь большие, что сеньоры, услы­шав о них, были все крайне изумлены. Тогда он немедля был вызван в совет и предстал перед его членами. Когда его привели, ему были показаны его записи и его спросили, вер­ны ли счета на все те крупные суммы флоринов, что были собраны при нем в сенешальствах, и что сделано было с те­ми деньгами, куда они могли быть пущены и что с ними могло произойти. На эти вопросы он ответил так: «Суммы сии подлинны и верны, и все сборы поступили монсеньору [герцогу] Беррийскому, пройдя через мои руки и руки других его казначеев, и по всем счетам у меня должны быть и дей­ствительно имеются подлинные расписки, они лежат в моем отеле в таком-то месте». За ними послали, и вскоре записки были принесены и зачитаны перед советом, и оказалось, что они довольно близко сошлись с полученными суммами. И тогда инквизиторы и члены совета признали свое заблужде­ние, Бетизак же, хотя и с церемониями, но был препровож­ден в тюрьму; между тем советники обсуждали меж собой случившееся и говорили: «Бетизак чист по всем статьям, по которым он держал ответ; он ясно показал, что все сборы, на которые жалуется народ, поступили монсеньору Беррий­скому: что же он может поделать, коль они были дурно употреблены?»

«Если разобраться, в оправданиях и доводах Бетиза-ка не обнаруживалось никакой вины, ибо герцог Беррийский   был из самых алчных в мире правителей: его не заботило, откуда брались собранные деньги, лишь бы они были собра­ны. Когда же средства попадали в его казну, он поступал с ними как настоящий скряга, подобно тому как действуют и прежде действовали многие сеньоры. Королевские советники не находили ничего такого, за что Бетизак заслуживал бы смерти,— так.считали, однако, лишь некоторые, но не все члены совета, ибо были и такие, кто говорил: «Бетизак со­вершил столько опустошительных поборов, и разорил столько людей, дабы ублажить монсеньора Беррийского, что кровь бедного люда вопиет и громогласно требует для него смерти; ибо Он, входя в круг близких советников герцо­га Беррийского и видя скудость, в которой живет народ, дол­жен был бы мягко укорить монсеньора, а если бы герцог не соблаговолил прислушаться к его словам, ему следовало бы обратиться к королю и королевскому совету, поведав о крайней бедности народа и о том, как с ним обходится герцог Беррийский; король принял бы меры, а Бетизак был бы да­лек от обвинений в упущениях, что лежат на нем и облича­ют его вину.» Посему Бетизак снова был вызван в палату, где заседал совет. Ему сразу же было задано множество во­просов о том, что могло статься со всеми его деньгами, ибо была найдена сумма в три миллиона франков. Он ответил на них такими словами: «Монсеньоры, я просто не могу этого знать: большие суммы были затрачены на строительство и ремонт замков и отелей, на покупку земель у графа Булон-ского и графа д'Эстамп, а также на приобретение драгоцен­ных камней; как вы знаете, на такие вещи он с легкостью тратил деньги. И это придавало еще большее великолепие той роскоши, которой всегда отличалась его жизнь; он так­же щедро одаривал Тибо и Морино, и окружавших его благородных отроков, так что все они теперь богаты.» — «А вы, Бетизак, спросили королевские советники, вы ведь тоже получили за ваши труды и услуги, которые вы ему оказыва­ли, сто тысяч франков в ваш собственный карман.» «Монсе-ньоры, ответил Бетизак, то, что я от него получил, монсень-ор де Берри сам мне соблаговолил пожаловать, ибо он жела­ет, чтобы его люди были богатыми.» Тогда совет в один го­лос воскликнул: «Ох Бетизак, Бетизак! Не дело ты гово­ришь. Богатство не впрок, коли оно досталось темными пу­тями. Придется вам вернуться в тюрьму, а мы посовещаем­ся и посоветуемся обо всем том, что вы нам здесь рассказали и открыли; вам надобно ждать исполнения воли короля, ко­торому мы приведем все, что вы представили в свою защи­ту.» — «Монсеньоры, ответил Бетизак, да не оставит меня Господь!» Его снова отвели в тюрьму и держали там без вы­зова в королевский совет целых четыре дня.

«Когда в стране распространилась новость о том, что Бетизак вызван к королю, схвачен и заключен в тюрьму и что по всем его деяниям ведется следствие, в Безье ото­всюду устремились люди, старавшиеся попасть к королю со своими сокровенными мольбами и сокрушенными жалобами на Бетизака. Одни жаловались, что Бетизак лишил их закон­ного наследства безо всякой на то причины либо основания; другие жаловались на насилие, учиненное им над их женами или дочерьми. Вы, конечно, понимаете, что, когда на Бетиза­ка посыпалось столько различных обвинений, королевским советникам вскоре стало невмоготу их выслушивать; ибо из жалоб было видно, как сильно ненавидим он был народом; и если разобраться, все сборы шли на то, чтобы удовлетво­рить желания и капризы герцога Беррийского и набить его кошелек. Королевские советники не знали, как поступить.ибо явились туда от герцога Беррийского два рыцаря, сир де Нантуйе и мессир Пьер Меспен, привезшие королю веритель­ные грамоты; и признали эти рыцари от имени герцога Бер­рийского все, что совершил Бетизак в прошлом, и просил че­рез них герцог Беррийский короля и совет его вернуть ему его подданного и казначея. Король, однако, питал к Бетизаку великую ненависть по причине шумных разоблачений и мно­гочисленных дурных слухов, коих он был предметом; и весьма сильно склонялись король и брат его к тому, что Бе-тизака следует повесить. И говорили они, что он вполне того заслужил. Однако советники короля не осмеливались его су­дить. Слишком уж они боялись разгневать герцога Беррий­ского. И сказали они так королю: «Сир, коль скоро монсеньор Беррийский признает все деяния Бетизака, каковы бы они ни были, законными, мы не можем никоим образом заклю­чить, что Бетизак заслуживает смерти; ибо в то время, когда он вводил в сих землях подати и собирал деньги на субсидии и вспомоществования, монсеньор Беррийский, с ведома коего он это делал, обладал королевской властью, каковая ныне принадлежит вам. Однако вполне Можно принять меры про­тив последствий его преступлений: конфисковать всю его движимость и унаследованное достояние и вернуть их туда, откуда они поступили к монсеньору Беррийскому, и раздать добро бедным людям в тех сенешальствах, которые были им более других обобраны и обездолены.» Что долго расска­зывать? Бетизака уже собирались отпустить, он даже чуть было не возвратил себе свое имущество, когда открылись новые факты; какие — сейчас вам сообщу. Я не знаю и не могу знать более достоверно, как только ссылаясь на его собственные слова, был ли он тем, кем признал себя, а со­знался он в том, что долгое время был еретиком и творил  множество чудесных и недобрых дел. Как мне рассказывали, к Бетизаку, чтобы сильнее его напугать, пришли среди ночи и сказали: «Бетизак, дела твои очень плохи; король Фран­ции, его брат и дядя его герцог Бурбонский смертельно вас ненавидят, ибо пришло на вас из различных мест столько жалоб, обличающих притеснения, кои вы здесь чинили в то время когда правили в Лангедоке, что все полагают вас ви­новным, и вы не можете вернуть себе ваше имущество. Его отписали в королевскую казну, но король, который смер­тельно вас ненавидит, ответил, что ваше имущество ему и так принадлежит и жизнь ваша тоже, и что вас не будут долго держать; и мы это тоже подтверждаем, ибо завтра днем вас предадут [суду], и, судя по признакам, которые вид­ны были прежде и можно увидеть теперь, мы предполагаем, что вас осудят на смерть.» При этих словах Бетизак очень сильно перепугался и спросил у своих собеседников: «О Свя­тая Мария! Неужели нет никакого средства, которое могло бы помочь?» «Есть, — ответили они. — Утром скажите, что вы хотите нечто объявить королевскому совету; они аридут выслушать вас или вызовут вас к себе. Когда вы лредстанете перед ними, скажите им так: «Монсеньоры, слишком сильно разгневал я Господа, и вот, гнев Господень против меня и есть причина обрушившихся на меня обвине­ний. У вас спросят, чем же вы разгневали Господа; вы отве­тите, что долгое время грешили против истинной веры, что вы еретик и упорствуете в своих заблуждениях. Епископ Бе-зье, услышав от вас такое, начнет разбирательство и потре­бует вас к себе; вас немедленно доставят к нему, ибо подоб­ные случаи подлежат разбору церковными властями. Вас за­тем отправят в Авиньон к Папе. Когда же вы приедете в Авиньон, никто ничего против вас не станет предпринимать из страха перед монсеньером Беррийским, даже Папа не по­смеет гневить его. Этим способом, который мы вам излага­ем, достигнете вы освобождения и спасете и жизнь вашу, и имущество. Однако, если вы останетесь в нынешнем вашем положении и не выберетесь отсюда до завтрашнего дня, вас повесят, ибо король ненавидит вас из-за народного ропота, причиной коего вы являетесь.»

«Бетизак, поверивший этим лживым речам и сове­там, ибо тот, кому угрожает смертельная опасность, часто не знает, как ему поступить, ответил: «Вы добрые друзья мои и даете мне разумный совет, да наградит вас за это Бог, а придет час и я вас, не скупясь отблагодарю.» После того они ушли, а Бетизак остался.

«Когда наступило утро, он позвал охранявшего его тюремщика и сказал ему: «Друг мой, прошу вас, сходите или пошлите за тем-то и тем-то,» — и он назвал ему тех, кто вел дознание и был инквизитором по его делу. Тот отве­тил: «Охотно.» И им было передано, что Бетизак просил их навестить его в тюрьме. Следователи явились, и они уже знали, что Бетизак хотел и должен был им сказать. Войдя к Бетизаку, они спросили: «Что хотите вы сказать нам?» Он ответил им так: «Прекрасные сеньоры, я окинул мысленным взором дела мои и совесть мою. Сильно прогневал я Госпо­да; ибо давно уже уклонился я от веры; и никак не могу я поверить в Троицу, ни в то, что Сын Божий когда-либо мог позволить так унизить себя, чтобы сойти с небес и вопло­титься, родившись от женщины; думаю также и говорю, что когда мы умрем, никакой души не останется.» «О, Свя­тая Мария! — ответили следователи. — Вы, Бетизак, слиш­ком сильно грешите против учения Церкви. За такие слова полагается костер, учтите это.» «Не знаю, — заметил Бетизак, огонь или вода полагается за мои слова, но этого мнения я держусь с тех пор как помню себя, и буду держаться все­гда, до самого конца.» Следователи не захотели пока больше его слушать и были очень обрадованы его словами; они строго-настрого приказали тюремщику, чтобы он не позво­лял ни одной живой душе, ни мужчине, ни женщине, разго­варивать с узником, с тем чтобы его никто не мог отвратить от принятого решения; затем они явились в королевский со­вет и доложили об этой новости. Услышав ее, советники от­правились к королю, находившемуся в своей спальне и про­буждавшемуся ото сна. И передали они ему все слова Бетизака, как вы их сами слышали. Король пришел от них в пол­ный восторг и сказал: «Мы желаем, чтобы он умер; это дур­ной человек, еретик и мошенник. Мы желаем, чтобы он был сожжен и повешен, это будет ему по заслугам, однако ж, да-, же ради благородного нашего дяди монсеньора Беррийского, он не получит прощения и не отделается изгнанием.»

«Эта новость разнеслась в Безье и других местах, и там услышали, что Бетизак рассказал и сознался по своей собственной воле, без принуждения, что он еретик и давно впал в еретическое нечестие, и что король сказал, что он же­лает, чтобы тот был повешен и сожжен. И были тогда в Бе­зье толпы ликующего народа, ибо весьма ненавидим он был жителями. Узнали эту новость и два рыцаря, просившие от имени герцога Беррийского выдать им Бетизака. И были они сильно удивлены и обескуражены, и не знали, что и поду­мать. Мессир Пьер Меспен догадался и сказал: «Сир де Нан-туйе, боюсь я, что Бетизака предали. И может быть, при­шли к нему тайно в тюрьму и убедили сделать сие призна­ние, дав ему понять, что если он сознается в столь ужасном и отвратительном грехе, за дело возьмется Церковь, отправят его в Авиньон, а там Папа отпустит его. Ну и безумец! Ведь его провели, ибо уже все слышали, что король хочет, чтобы он был сожжен и повешен. Пойдем, поспешим к нему в тюрьму, поговорим с ним и раскроем ему глаза, ибо полу­чил он лукавый и вредный совет.»

«Оба рыцаря, не мешкая, вышли из своего отеля, пришли в королевскую тюрьму и обратились к тюремщику, чтобы он дал им поговорить с Бетизаком. Но тюремщик принес извинения и сказал: «Монсеньоры, я, а также эти че­тыре пристава, присланные и прикомандированные сюда са­мим королем, получили строгое указание никому не позво­лять разговаривать с ним, а за выполнение сего приказа мы отвечаем головой. Мы не смеем нарушить распоряжение ко­роля. Тогда рыцарям стало понятно, что труд их напрасен, что Бетизак попал в ловушку и что смерти ему не миновать, так уж повернули против него дело. Они вернулись в свой отель, взяли счет, расплатились, оседлали лошадей и верну­лись к герцогу Беррийскому.

«Конец же Бетизака был таков: на следующее утро, едва пробило десять часов, его вывели из королевской тюрь­мы и привели во дворец епископа; там уже собрались члены церковного и светского суда, назначенные епископом и коро­лем. Бальи Безье, державший его в тюрьме, обратился к на­значенным епископом судьям с такими словами: «Взгляните на Бетизака, коего предаем мы вам как нечестивца и еретика, отпавшего от веры, и не будь он важной персоной, мы бы поступили с ним так, как заслужил он своими делами.» Член церковного суда спросил у Бетизака, действительно ли он был таким, как о нем говорили, и попросил его принародно обо всем рассказать и во всем сознаться. Бетизак, полагая, что дает удачный ответ и что признание избавит его от опасности, сказал: «Да.» Трижды был задан ему все тот же во­прос, и трижды громогласно и принародно он все признал. Согласитесь, ловко же его провели и обманули, ибо, если бы он твердо держался своих показаний касательно причин, по которым он был схвачен и брошен в тюрьму, с ним бы не случилось ничего дурного, напротив, его бы отпустили, так как герцог Беррийский подтверждал правильность всех его действий, всех установленных им податей, налогов и сборов, кои наложены были на жителей Лангедока по его, герцога указанию; можно, однако, предположить, что фортуна зло подшутила над ним, и в тот самый миг, когда он думал, что твердо оседлал вершину ее колеса, оно повернулось, и он низвергнулся в грязь, как это-бывало с сотней тысяч других, с тех пор как был создан и первоустроен мир. Церковным су­дьей Бетизак был передан в руки бальи Безье, возглавлявше­го от имени короля светский суд, бальи же без промедления приказал вывести его на площадь перед дворцом; все сверши­лось так быстро, что у Бетизака не было времени ни возра­зить ему, ни отречься от своих признаний, ибо, увидев на площади разложенный костер и оказавшись в руках палача, он пришел в крайнее изумление; понял он тогда, наконец, что его обманули и предали. Закричал он тогда во весь го­лос, надеясь быть услышанным, однако на его протесты ни­кто не обратил ни малейшего внимания: и сказали ему: «Бе­тизак, таков приказ; вам предстоит умереть. Ваши злые дела привели вас к злому концу.» Его торопили, костер был уже готов. На площади была воздвигнута виселица, под перекла­диной был столб и большая железная цепь, наверху висели­цы также была цепь и железный ошейник. С помощью шар­нира ошейник этот открыли и надели ему на шею, затем за­крыли и потянули вверх, чтобы он дольше держался. Цепью обмотали его поверх связывавших его веревок, с тем чтобы он держался более прямо и жестко. Он не переставал выкрикивать: «Герцог Беррийский, меня убивают ни за что, казнят без вины.» Как только его привязали к столбу, тот­час же со всех сторон его плотно обложили связками и вя­занками сухого хвороста и подожгли. Хворост сразу загорел­ся. Так Бетизак был повешен и сожжен, и король Франции, если хотел, мог наблюдать за всем этим из окна своей спаль­ни. Таким плачевным оказался конец Бетизака. И так народ отомстил ему, ибо, коли послушать людей, он замучил их бесчисленными поборами и нанес им великий ущерб во вре­мя своего правления в марках Лангедока.»

Жан Фруассар, «Хроники.»