Черная смерть на Сицилии в 1347 году.

Черная смерть на Сицилии в 1347 году.

И вот в октябре лета 1347 от воплощения Господа, в самом начале месяца, в 1-й индикт, в порту города Мессина причалили генуэзцы, спасавшиеся на двенадцати галерах от гнева Господня, обрушившегося на них за их беззакония. Ге­нуэзцы принесли с собой пронизавшую их до костей болезнь, да такую, что все, кто разговаривал с кем-либо из них, оказа­лись поражены сим смертельным недугом; смерти же сей, поражающий мгновенно, совершенно невозможно было избе­жать. Вот каковы были признаки той смертельной болезни, какой страдали генуэзцы и жители Мессины. По причине тле­творного заражения дыхания все, кто разговаривал между собой, приблизившись друг к другу, заражали один другого. Все тело тогда начинало сотрясаться и как бы разрывалось на части от боли. От этой боли, этих сотрясений и заражен­ного дыхания на бедре или руке появлялся нарыв в форме чечевицы. Он настолько глубоко проникал и так сильно уко­ренялся в теле, что это вызывало сильнейшее кровохарка­нье. Эти выделения не прекращались в течение трех дней, и больной умирал, несмотря на любые усилия врачей. Смерть настигала не только тех, кто разговаривал с зараженными, но и тех, кто покупал их вещи, прикасался или приближался  к ним. Поняв, что неожиданный мор обрушился на них из-за прибывших в порт генуэзских галер, жители Мессины спеш­но изгнали их из городского порта, но смертельный бич не оставил означенный город, и город сей полностью вымер. Взаимная ненависть достигла такой меры, что, если указан­ный недуг поражал сына, его отец ни под каким видом не со­глашался находиться вместе с ним, если же он отваживался приблизиться к больному, недуг неминуемо поражал его, и ничто уже не могло спасти его от смерти: три дня спустя ду­ша его отлетала. К тому же его смерть не была единствен­ной в его доме: домочадцы, собаки, домашний скот, содер­жавшийся в доме - все умирали вслед за отцом семейства. Мор в Мессине принял такие размеры, что многие просили священников исповедовать их, многие хотели составить заве­щание; но священники, судьи и нотариусы отказывались вой­ти в дом, а если кто-либо из них входил в жилище, чтобы составить завещание или другой подобный акт, он уже никак не мог избежать внезапной смерти. И когда братья-францис­канцы, доминиканцы и монахи других орденов захотели пройти в дома таких больных, чтобы исповедовать их и от­пустить им грехи, смертельный бич, по справедливой воле Божьей, поразил их с такой силой, что лишь немногие из них выжили в своих кельях. Что сказать еще? Трупы остава­лись лежать в домах, и ни один священник, ни один родст­венник - сын ли, отец ли, кто-либо из близких - не решались войти туда: могильщикам сулили большие деньги, чтобы те вынесли и похоронили мертвых. Дома умерших стояли неза­пертыми со всеми сокровищами, деньгами и драгоценностя­ми; если кто-либо желал войти туда, никто не преграждал ему путь. [...]

«Жители Мессины, пораженные этим ужасным и не­слыханным бедствием, предпочли покинуть город, нежели там умереть, и никому не разрешалось не то что войти в го­род, но даже приблизиться к нему. За пределами города они устроили для своих семей убежища на открытых местах и в виноградниках. Некоторые, и таких было большинство, на­правились в город Катанию в надежде, что блаженная Агата, дева Катании, избавит их от этого бедствия. [...]

Жители Мессины, таким образом, рассеялись по всей Сицилии, и когда они достигли города Сиракуз, болезнь так сильно поразила жителей этого города, что многие из них умерли, точнее, число умерших было огромно. Города Шакка, Трапани, Агридженто, подобно Мессине, были объя­ты той же чумой, в особенности Трапани, буквально осиро­тевший после смерти горожан. Что сказать о Катании, горо­де, ныне стертом из памяти? Чума, распространившаяся в этом городе, была столь грозной, что в различных местах на теле: на груди, на ногах, на руках или в области горла не только образовывались нарывы, называемые карбункулами, но и вздувались железы. Эти вздутия вначале были разме­ром с миндальный орех, и их образование сопровождалось ощущением крайнего холода. Они вызывали такую слабость и истощение организма, что вскоре у больного не было сил держаться на ногах, и он ложился в постель, мучимый озно­бом, сломленный и охваченный тоской. Затем каждая опу­холь достигала размеров грецкого ореха, а еще позднее - ку­риного или гусиного яйца. Вздутия эти были очень болезнен­ными. Вызванное ими разложение жизненных соков организ­ма приводило к кровохарканью. Эти выделения, поднимаясь из зараженных легких к горлу, вызывали поражение всего организма. Когда организм был полностью разрушен, а жизненные соки осушены, наступала смерть. Болезнь эта дли­лась три дня. На четвертый день больные навсегда уходили от дел сего мира. Осознав всю убийственную силу сего неду­га, жители Катании, едва почувствовав головную боль или легкий озноб, бросались к священнику исповедовать свои грехи, а затем составляли завещание. Поэтому все, кто уми­рал, были, по всеобщему мнению, без каких-либо препятст­вий допущены в чертоги Господни.»

Микель де Пьяцца (ум. в 1377 году),

«Historia Secula ad anno 1337 ad annum 1361»

«Светская история с 1337 по 1361 год»]