Петр Алексеев

Петр Алексеев

Петр Алексеев рано начал трудовую жизнь. В 1858 г., когда мальчику не было еще и девяти лет, отец — крестьянин деревни Новинской, что в Смоленской губернии,— привел его на заработки в Москву и определил на ткацкую фабрику. Петрушу приставили к сушильным барабанам. Они стояли так близко один к дру­гому, что проходы между ними были едва за­метны. Переступив в первый раз порог сушиль­ни, Петруша остановился в недоумении: как тут двигаться? Барабаны — огромные медные цилиндры, наполненные горячим паром,— вра­щались с большой скоростью. Между ними тя­нулись полотнища мокрого ситца. В сушильне было душно, смрадно — у мальчика сразу закружилась голова.

Мастер щелкнул Петрушу по лбу:

- Ты чего остановился? Ступай к четвер­тому барабану. Только рубаху скинь, а то шестерня захватит.

В 1872 г. Петр переехал в Петербург и там по­ступил на суконную фабрику англичанина Торнтона. Фабрика была крупная: сотни станков и машин, паровые установки, больше тысячи рабочих. Но в цехах и этой крупной фабрики также стояла жара, духота. А работать надо было 12—14 часов в сутки. Петр стал присмат­риваться к соседям по ткацкой и из намеков понял, что некоторые из них дружат со студен­тами, посещают тайные кружки. Алексеев давно мечтал о человеке, с которым можно было бы поделиться своими думами, у которого можно было бы получить ответ на мучившие его воп­росы. За свою короткую жизнь Петр сталки­вался со злом во многих проявлениях, но, где истоки этого зла, ответить не мог.

На фабрике Алексеев близко сошелся с на­ладчиком Иваном Смирновым. Иван и ввел Алексеева в один из народнических кружков. Кружком руководил студент Сергей Синегуб, а после его ареста — Софья Перовская. В кружке читали книжки о Новгород­ском вече, о Разине и Пугачеве, рассуждали о тяжелом и бесправном положении народа.

После одного занятия Петр Алексеев пред­ложил своему другу Ивану Смирнову создать кружок на фабрике Торнтона. И кружок был создан. В нем обучали рабочих грамоте и бесе­довали с ними о низких расценках, о штрафах, о губительной пыли в ткацкой, о длинном рабочем дне — словом, о тяжелой и бесправной жизни фабричных рабочих.

В 1874 г. народники потянулись в деревню. Увлеченный идеей широкой рево­люционной агитации в народе, Петр Алексеев весной 1874 г. отправился на родную Смоленщину. Однако здесь, как и повсюду, темная, забитая масса крестьян осталась глуха к «про­поведям» агитаторов-народников. По России прокатилась волна арестов. Были арестованы и почти все петербургские товарищи Петра Алексеева. Сам он лишь случайно спасся от ареста.

Из деревни в Петербург Петр Алексеев вер­нулся поздним летом. Надо было начинать всю революционную работу сначала, а главное, надо было создавать кружки на фабриках. В ноябре 1874 г. Алексеев переехал в Мо­скву. И здесь широко развернулись его орга­низаторские способности. Он устроил конспи­ративную квартиру, собирал на ней рабочих разных фабрик, беседовал с ними, обучал их и готовил к самостоятельной революционной деятельности. Революционеры работали много и самоотверженно, но за Петром Алексеевым мало кто мог угнаться. Надо было обладать его богатырским здоровьем, чтобы после 13—14 часов работы за станком отдавать еще много времени революционному делу. Он вел кружок у себя на фабрике, беседовал с рабочими-орга­низаторами в разных районах Москвы, прово­дил совещания на конспиративной квартире. Тяга к революционной деятельности у рабо­чих была велика. За два месяца появились кружки на 20 фабриках, на Московско-Харьков­ской железной дороге, во многих столярных, слесарных и кузнечных мастерских. Выросла, окрепла революционная организация, и, чем многолюднее она становилась, тем больше обязанностей ложилось на плечи Петра Алек­сеева. Но он не чувствовал тяжести: эта работа была его жизнью. Однако кипучая деятельность пропагандистов скоро была прервана. В ночь на 4 апреля 1875 г. жандармы арестовали Петра Алексеева и его ближайших товарищей по организации.

Царское правительство решило организо­вать большой гласный судебный процесс, чтобы суровым приговором напугать рабочих и рево­люционную интеллигентную молодежь. По чи­слу подсудимых этот процесс вошел в историю под названием «процесса 50-ти». Почти два года до суда провел Петр Алексеев в одиночном за­ключении. Однако на процесс он явился бод­рый, уверенный в правоте своего дела и гото­вый его отстаивать.

21 февраля 1877 г., в первый же день про­цесса, Петр Алексеев заявил суду, что он «от­казывается как от защиты, так и от дачи каких бы то ни было показаний суду, который зара­нее составляет свой приговор».

Какую цель преследовал Петр Алексеев, сделав это смелое заявление? Он хотел разоб­лачить перед народом царский суд. Процесс был гласный: отчеты о судебных заседаниях должны были печататься в газетах. И вот один из обвиняемых заявляет на всю Россию, что он не верит суду, считает его неправомочным и к тому же еще жульническим, так как судьи заранее составляют приговор.

9 марта Петр Алексеев произнес на суде свою знаменитую речь:

— Мы, миллионы людей рабочего населения...

Судьи переглянулись: перед ними был не интеллигент-революционер, а революционер-рабочий, и выступал он не от своего имени, а от имени миллионов рабочего люда.

Простыми, но красочными словами расска­зывал Петр Алексеев о безрадостной жизни, о голодном детстве и тяжком труде.

— Заработную плату довели до минимума, Из этого заработка капиталисты без зазрения совести стараются всевозможными способами отнимать у рабочих трудовую копейку и считают этот грабеж доходом...

Председатель суда несколько раз прерывал Петра Алексеева. Но он не обращал на это внимания и продолжал говорить о том, что капиталисты сознательно держат народ в тем­ноте, что вместо полезной книги дают ему разных «Ерусланов Лазаревичей» или «Жени­хов в чернилах и невесту во щах»...

— Рабочий народ, хоть и остается в перво­бытном положении и до настоящего времени, не получает никакого образования, смотрит на это как на временное зло, как и на самую правительственную власть, временно захвачен­ную силой... Русскому рабочему народу оста­ется только надеяться на самого себя...

Председатель суда воскликнул:

- Замолчите! Я прикажу вас вывести!

Но Петр Алексеев, отчеканивая каждое сло­во, сказал:

— ... Поднимется мускулистая рука мил­лионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, ограж­денное солдатскими штыками, разлетится в прах!

Речь Петра Алексеева, тайно отпечатанная революционными группами, разошлась в тыся­чах экземпляров. Как камень, брошенный в воду, рождает все увеличивающиеся круги, так и эта речь рождала отзвуки в самых отда­ленных углах необъятной России.

Она стала программой для целого поколе­ния молодежи, которая верила, что «ярмо деспотизма разлетится в прах». В. И. Ленин назвал речь Алексеева великим пророчеством русского рабочего-революционера.

Судьи приговорили Петра Алексеева к деся­ти годам каторжных работ.

В ужасных условиях забайкальской катор­ги Петр Алексеев провел восемь лет. Но его ве­ра в неизбежность революции не только не поколебалась, а стала еще глубже. Он ждал, когда перед ним откроются ворота тюрьмы, чтобы встать в ряды активных борцов за на­родное дело.

В 1884 г. Петр Алексеев был выпущен на поселение в Якутию. Долго оставаться на поселении он не собирался. Товарищи по каторге снабдили его деньгами, и он, очутившись на воле, хотя и под усиленным надзором поли­ции, стал готовиться к побегу.

Но бежать не удалось. Его перевели на по­стоянное жительство в глухой и отдаленный Жулейский наслег (так называлась сельская об­щина в Якутии того времени). Но и там поли­цейские начальники не оставили революционе­ра в покое. Они неустанно следили за ним и натравливали на него богатых якутов, недо­вольных тем, что Алексеев часто заступался за якутскую бедноту.

Старшина одного наслега, зная, что за революционера никто не вступится, вместе с дру­гим богатым якутом в августе 1891 г. огра­бил и убил Петра Алексеева.

Так оборвалась жизнь одного из самых славных и мужественных борцов за свободу народа. Петр Алексеев не был марксистом. К рабочему народу, от имени которого он выступил на суде, Алексеев относил не только рабочих, но и крестьян. Но он был сыном своего класса, одним из первых русских рабо­чих-революционеров, занявших уже в 70-х годах виднейшее, по определению Владимира Ильича Ленина, место в революционном дви­жении той эпохи.