НАША РОДИНА ОТ ПАДЕНИЯ КРЕПОСТНОГО ПРАВА ДО ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. "Положения 19 февраля" 1861 г

НАША РОДИНА ОТ ПАДЕНИЯ КРЕПОСТНОГО ПРАВА ДО ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. "Положения 19 февраля" 1861 года

В феврале 1861 г. царские войска были при­ведены в боевую готовность. Губернаторы по­лучили секретные инструкции. В Петербурге полиция приказала дворникам наблюдать, что­бы на улицах и во дворах не собиралось более трех человек. В каждый съезжий дом¹ было привезено по нескольку возов розог. Часть помещичьих семейств устремилась за границу, некоторые укрепляли свои дома и заготовляли оружие.

Что же произошло? Вторжение неприятель­ских армий? Народное восстание? Нет. Готови­лось освобождение крестьян от крепостной за­висимости.

Правительство Александра II после пора­жения в Крымской войне и грозных народных волнений «за волю», охвативших в то время Россию, уже не могло управлять по-старому. 30 марта 1856 г. представители дворянства, собравшиеся для встречи с царем, услышали от него, что «гораздо лучше, чтобы это (освобож-

дение крестьян.— Ред.) произошло свыше, не­жели снизу».

После четырех лет обсуждений, в которых участвовали все помещики и не участвовал ни один крестьянин, проект реформы был готов. Бесправные крепостные не могли участвовать в этом обсуждении, но непрерывные крестьян­ские волнения показали царю и помещикам всю опасность дальнейшего промедления и за­ставили их завершить, наконец, подготовку реформы.

19 февраля 1861 г. царь написал: «Быть по сему» — на объемистом документе, в силу ко­торого менялись отношения между ста тысяча­ми помещиков и десятками миллионов крепо­стных². В марте по всей необъятной России в церквах в присутствии полицейских чинов зачитывался указ «О всемилостивейшем даро­вании крепостным людям прав состояния сво­бодных сельских обывателей и об устройстве их быта».

Кроме царского манифеста, было обнаро­довано 207 статей «Общего положения», 179 статей «Положения» о выкупе, несколько местных «положений» и т.д.— всего 17 основных законодательных актов, написанных тяжелым, малопонятным для крестьян языком.

Что же получили крестьяне по реформе 1861 г.?

...Перенесемся мысленно в деревню тех дней.

Верейский уезд Московской губернии, в ста верстах от Москвы. Крестьяне каждого села составляли мир, или общину. Как везде, вла­дельцами земли и крестьян были помещики. Огромное имение — двадцать две деревни — десять тысяч десятин земли³, пять тысяч крепостных душ — принадлежало богатейшему вельможе графу П. П. Шувалову.

Земля здесь неплодородная. Поэтому граф сам большого хозяйства не вел и 9 тыс. десятин отдал в пользование крестьян — в среднем по 3,8 десятины на ревизскую душу⁴. Это было в полтора-два раза больше, чем у крестьян Там­бовской, Воронежской, Курской и других пло­дородных черноземных губерний, но все же далеко не достаточно. Чтобы свести концы с концами, крестьянину необходимо было иметь в нечерноземной полосе 9 —10, а в чернозем­ной 5—6 десятин на ревизскую душу, т. е. втрое больше, что он обычно имел.

В черноземных губерниях, где помещикам было выгодно самим вести большое хозяйство, основной формой крестьянских повинностей была барщина. Шуваловские же мужики, как и крестьяне большинства других вотчин не­черноземной полосы, не несли барщины, а платили оброк, превышавший 10 руб. с души в год — сумма по тем временам очень большая. Со всего имения граф ежегодно получал огром­ный доход — более 24 тыс. руб. Чтобы добыть денег, все больше крестьян отправлялось на заработки в Москву. И все же недоимки росли из года в год и к 1861 г. достигли 26 тыс. руб.

И вот пришла долгожданная «воля». Не успев разобраться в мудреном тексте «Поло­жений», крестьяне узнали из манифеста, что «новое устройство» не может быть введено вдруг, для этого требуется не менее двух лет, в течение которых все остается по-прежнему. Правда, гражданские права крестьяне полу­чили сразу. Крестьянин теперь уже не был собственностью помещика: его нельзя было про­дать, обменять на породистую гончую, запре­тить ему жениться. Закон разрешал миллионам ранее совершенно бесправных людей за­ниматься промыслами, торговлей, владеть иму­ществом, передавать его по наследству, судить­ся, выбирать на сельском сходе старосту, на волостном — старшину.

Но «свободный сельский обыватель» и в правовом отношении во многом напоминал крепостного. Правительство не запрещало его сечь местным властям, т. е. тем же помещикам. В сатирическом стихотворении 60-х годов весь­ма метко описаны новые порядки в порефор­менной деревне:

Тятька, эвон что народу

Собралось у кабака:

Ждут каку-то все свободу;

Тятька, кто она така?—

Цыц! Нишкни, пущай гуторят,

Наше дело сторона,

Как возьмут тебя да вспорют,

Так узнаешь, кто она!

С тревогой ждали крестьяне ответа на глав­ный вопрос: что будет с землей?

Прошло некоторое время, и в деревни вы­ехали мировые посредники из дворян решать земельные дела. Они имели право размежевывать помещичьи и крестьянские земли, ут­верждать решения сельских и волостных схо­дов, подвергать непокорных крестьян штрафу, аресту и порке. Появился посредник и в дерев­нях Шувалова.

Крестьян собрали на сходы и объяснили, что им надлежит договориться с помещиком о земле и повинностях и подписать договор — уставную грамоту, которая определяла земель­ный надел и повинности крестьян после реформы.

Сколько же земли дали шуваловским кре­стьянам?

В «Положении» для Верейского уезда надел был установлен в 3,5 десятины на ревизскую душу (на женщин надел не полагался). Но ведь до реформы у шуваловского крестьянина в пользовании было 3,8 десятины, а в некото­рых деревнях и больше. «Положение» давало помещику право отрезать у крестьян так назы­ваемые «излишки», и Шувалов отнял у своих крестьян около 680 десятин издавна обрабаты­ваемой ими земли. В черноземных же губерни­ях, где помещики особенно дорожили землей, у крестьян отрезали до ¹/₄, а по всей стране — свыше ¹/₅ земель. Всего по России помещики присоединили к своим и без того огромным владениям, по далеко не полным подсчетам, больше 5 млн. десятин.

Отрезалась лучшая земля. Невзирая на от­чаянные протесты крестьян, тысячи их усадеб были перенесены на новые места, «на песочек», где земля похуже. Шувалов, правда, усадеб не переносил, но отобранные им земли вреза­лись в крестьянские так, что мужику не прой­ти, не проехать. Одно из шуваловских сел было окружено графскими землями со всех сторон. Для выхода к дороге и реке крестьянам было оставлено лишь два узких прогона. Среди по­лей другого села расположился десяток по­мещичьих построек. Пестрая чересполосица не позволяла крестьянину развернуть свое небольшое хозяйство. Помещик брал штрафы, если крестьянский скот заходил чуть в сторону от прогона. Вдобавок у крестьян забрали почти весь лес и несколько прудов. Приходилось пла­тить за дрова, рыбную ловлю. В другом месте Шувалов отдал лес крестьянам, но забрал столько же пашни. Крестьяне подали жалобу на графа, на которой вскоре появилась надпись: «Оставлено без внимания».

Помещики использовали чересполосицу для того, чтобы заставить крестьян арендовать нуж­ные им участки земли по самым высоким ценам и в то же время пользоваться крестьянским де­шевым трудом.

Но и урезанная земля еще не была собст­венностью крестьянина. За нее следовало за­платить выкуп. Помещик же волен был разре­шить или не разрешить перевод на выкуп. До перехода на выкуп крестьяне оставались вре­меннообязанными — продолжали платить оброк и нести барщину. Кое-где помещики тя­нули с выкупом годами. Только через 20 лет, в 1881 г., правительство объявило выкуп обя­зательным.

Временнообязанными стали весной 1861 г. и крепостные Шувалова. Летом граф округлил оброк до 10 руб. с души вместо прежних 10 руб. 24 коп. Отныне 22 деревни платили не 24 тыс., а 23 тыс. руб. в год, но так как часть земли была у крестьян отрезана, то за каждую десятину они платили больше, чем при крепостном праве.

Вскоре Шувалов, как и многие другие по­мещики, понял, что выгоднее перевести своих крестьян на выкуп. Размер выкупного платежа определялся по оброку. Если Шувалов получал оброка 10 руб. с души (23 тыс. руб. с имения), то выкуп должен был составить такую сумму, чтобы, положив ее в банк, граф мог иметь еже­годно в виде процентов те же 23 тыс. Банк платил 6% годовых с положенной в него суммы. Значит, с каждой души полагалось выкупа 10x100/6= l66 p. 66 к. В крестьянской семье из 5—6 человек бывало до трех ревизских душ. Значит, она должна была выкупать свои три душевых надела (10,5 десятины) за 500 руб. (166 р. 66 к Х3).

У крестьян, конечно, не было таких денег. И тут дворянам-помещикам на помощь пришло правительство. Помещики получали от госу­дарства 75—80% суммы выкупа через специ­альный банк. Остальное помещику платил кре­стьянин. Таким образом, помещик получал весь выкуп сразу, а крестьяне оказывались в огромном долгу у государства. В течение 49 лет они должны были внести в банк выплачен­ную за них государством сумму да еще нара­ставшие на нее проценты.

Так, крестьянская семья, за которую госу­дарство заплатило Шувалову 400 руб., должна была выплачивать ежегодно 6% долга — 24 руб.; за 49 лет — 1176 руб., сумму, почти втрое превышающую первоначальный долг.

Под натиском революции 1905—1907 гг. царское правительство прекратило взимание выкупных платежей с 1907 г., но к этому вре­мени бывшие помещичьи крестьяне выплатили без малого 2 млрд. руб., в то время как рыноч­ная стоимость полученной ими земли не пре­вышала 544 млн. руб.

Крестьяне сопротивлялись грабительскому, насильственному переводу на выкуп, отказы­вались подписывать уставные грамоты. Они пытались бороться за другую, справедливую волю.

«Ни в одной стране мира крестьянство не переживало и после «освобождения» такого ра­зорения, такой нищеты, таких угнетений и та­кого надругательства, как в России»,— писал В. И. Ленин.

¹ Полицейское учреждение, где наказывали аре­стованных.

² По данным ревизии (переписи), которая учитывала только мужчин, перед реформой в России было 22 млн. крепостных крестьян. Примерно столько же было и женщин.

³ Десятина равна 1,09 га.

⁴ Ревизские души — мужчины податных сословий, главным образом крестьяне, подлежащие ревизии (переписи). Ревизии проводились в России периодиче­ски с 1718 по 1859 г. с целью обложения населения налогами.