Как пала Бастилия

Как пала Бастилия

На подступах к Парижу в XIV в. была воз­двигнута могучая крепость Бастилия с камен­ными зубчатыми стенами высотой 24 м и тол­щиной 3 м, с восемью тридцатиметровыми баш­нями, окруженная глубоким рвом. Проник­нуть в крепость можно было только через подъ­емный мост, висевший на кованых цепях.

Вначале Бастилия защищала город от напа­дения неприятеля. Шли годы. Париж бурно разрастался. Бастилия обросла домами и ули­цами и оказалась в центре города. Вскоре она утратила всякое военное значение. Тогда фран­цузские короли превратили Бастилию в госу­дарственную тюрьму. В нее заточали тех, кто осмеливался поднимать голос против королев­ского деспотизма.

Заключенных подвергали жестоким пыткам. Нередко людей бросали в мрачные казематы навечно, и случалось, что несчастные, не вы­терпев мук, сходили с ума.

Тюрьма была ненавистна французскому народу.

В конце XVIII в. все еще казалось, что могущество французской державы непоколе­бимо: по-прежнему блеск и роскошь версальского двора ослепляли иностран­цев, а сложный этикет придворной жизни был образцом, которому подражали многие государи Европы; по-прежнему французская дипломатия и французский язык господствова­ли в международных отношениях. Но все это величие было непрочным: в самом основании французского абсолютизма образовались глубо­кие трещины.

Французский народ был разорен многочис­ленными поборами и налогами.

Отчаянное положение крестьян приводило к тому, что они временами вынуждены были печь хлеб из мякины, есть траву, но это не спа­сало их от голодной смерти. Случалось, что вы­мирали целые деревни.

Крестьяне часто поднимали восстания; они брались за топоры и вилы, жгли замки феода­лов, забрасывали камнями ненавистных сбор­щиков налогов. Нередко к крестьянам присое­динялся и городской рабочий люд, измученный голодом и нищетой.

Французская буржуазия также была недо­вольна существующим строем: она была бога­та, но абсолютизм мешал ей прийти к власти и приумножить свои богатства.

Вся власть принадлежала первым двум непо­датным сословиям — духовенству и дворянству.

Буржуазия, так же как крестьяне и ремеслен­ники, принадлежала к третьему, податному сословию. В отличие от дворян буржуазия была обязана платить налоги наряду с ремесленни­ками и крестьянами. Буржуазии трудно было заниматься торговлей, так как в стране ходило до 40 видов монет, каждый из которых прини­мался только в каком-нибудь одном районе; по­всюду были разные «торговые» меры, да и про­возить товар на ярмарку приходилось через земли сеньоров, которым надо было за это пла­тить. Все это вызывало всеобщее недоволь­ство.

Поэтому широкое распространение в XVIII в. получили во Франции книги, которые говорили о пороках феодального строя, о порожденном им разврате, праздности, ханжестве. Это были про­изведения Монтескье, Вольтера, Руссо, Дидро и ряда других писателей-просветителей того вре­мени. Богатая и образованная, но политически бесправная французская буржуазия находила в творениях просветителей поддержку своему недовольству. И все чаще перед ней вставала мысль о необходимости свержения абсолютизма и о захвате власти.

Французское дворянство к этому времени пре­вратилось в подлинно паразитическое сословие: все свое время дворяне тратили на празднества и развлечения, устраиваемые за счет разоренного и порабощенного народа. В результате безмер­ного расточительства короля и его окружения государственная казна постоянно была пуста: «Денег ждали, как росы с неба», по словам одного современника. Но денег не было. И вот тогда Людовик XVI решился на крайнее сред­ство: чтобы получить согласие на введение но­вых налогов, король приказал созвать предста­вителей трех сословий — Генеральные штаты, которые не собирались 175 лет (с 1614 г.). Французские монархи считали, что собрание представителей трех сословий является пося­гательством на их неограниченную власть. Но на этот раз другого выхода не было. 5 мая 1789 г. под звуки труб и цимбал в Версале было торжественно провозглашено открытие Гене­ральных штатов. Однако вместо ожидаемого Людовиком XVI одобрения новых налогов де­путаты заявили что они намерены обсудить не только финансовые вопросы, как того тре­бовал король, но и общее положение дел во Франции.

В ответ Людовик XVI, делая вид, что он готов вести переговоры с представителями бур­жуазии, приказал стянуть к Парижу наемные войска из немцев и швейцарцев.

Тогда депутаты третьего сословия 9 июля 1789 г. провозгласили себя Учредительным собранием и объявили, что они выработают кон­ституцию, на основе которой будет учрежден новый государственный строй, ограничиваю­щий власть короля.

11 июля 1789 г. стало известно, что король уволил популярного в среде буржуазии ми­нистра Неккера. На его место был назначен барон де Бретейль, который говорил: «Если нужно будет сжечь Париж, мы сожжем Париж». В городе начались волнения. С утра 12 июля народ стал собираться на улицах, заполнять городские сады. Повсюду выступали ораторы, разоблачавшие намерения короля, повсеместно раздавались призывы к борьбе.

«Граждане! Нельзя терять ни минуты,— за­явил один из ораторов.— Сегодня вечером вступят в город немецкие и швейцарские ба­тальоны, чтобы задушить нас. Для нас только одно спасение — к оружию!»

Многотысячная толпа единодушным воз­гласом поддержала говорившего. Он сорвал с дерева зеленый лист и прикрепил его к шляпе; остальные последовали его примеру. С этого момента лист на тулье шляпы стал знаком сто­ронников революции. Позже он был заменен трехцветной кокардой.

В поисках оружия народ рассеялся по горо­ду. К вечеру на улицах Парижа начались пер­вые столкновения повстанцев с войсками.

На рассвете 13 июля Париж был разбужен гулом набата. Народ заполнил улицы. Пари­жане бросились к государственному арсеналу. Во дворе арсенала их встретили артиллеристы, стоявшие около заряженных пушек, с горя­щими фитилями в руках. Но, несмотря на при­каз, солдаты не стали стрелять в народ. Пов­станцам удалось захватить в арсенале около 30 тыс. ружей, много сабель, шпаг и несколько пушек. Все-таки оружия было мало, и люди вооружались кто как мог: топорами, ножами, ломами. С лихорадочной поспешностью ковали пики, отливали пули. Повсюду разбирали мос­товые. Из камней и срубленных деревьев стро­или баррикады.

Каждый дом в рабочих кварталах готовился к бою. Женщины не отставали от мужчин. На улицах Парижа начались бои с королевскими войсками. Вскоре перед мощным натиском на­рода войска дрогнули и вынуждены были на­чать отступление, оставляя один квартал за другим. Часть солдат стала переходить на сто­рону повстанцев. Так прошел еще один день.

14 июля призывный звук набата снова раз­будил Париж, опять улицы заполнились на­родом. Хотя почти весь город уже был в руках восставших, исход борьбы все еще не был решен. Оставалась невзятой Бастилия — оп­лот французских королей.

«На Бастилию!» — раздался чей-то призыв. Сотни голосов подхватили этот клич, он перехо­дил из уст в уста и вскоре разнесся по городу. Со всех кварталов толпы восставших двига­лись к Бастилии. А с крепостных стен на них смотрели зияющие жерла пушек, у которых наготове стоял крепостной гарнизон.

Около полудня народ бросился на штурм Бастилии. По свидетельству современников, здесь было около 300 тыс. человек, главным образом рабочие, парижская беднота, ремес­ленники. Штурмующие устремились к воротам тюрьмы, но мост был поднят и проникнуть в крепость оказалось невозможным. Отдельные смельчаки безуспешно пытались перебраться через ров и опустить мост. Внезапно с крепост­ной стены раздался орудийный залп. Многие были убиты и ранены. Пролившаяся кровь усилила народный гнев. Снова начался яростный штурм, продолжавшийся более четырех часов. Наконец повстанцы подтащили к Бастилии пуш­ку. Раздался залп, и пушечное ядро разбило цепи подъемного моста. Мост опустился. Народ вор­вался в крепость. Гарнизон Бастилии сдался: комендант, приказавший стрелять из пушек в народ, был убит.

Французский король все еще не понимал грозного смысла происходящих событий; он надеялся при помощи войск задушить народ­ное восстание. Когда ему донесли о взятии Ба­стилии, он удивленно спросил: «Так это бунт?» «Нет, ваше величество,— услышал он в от­вет, — это революция».

Ненависть народа к Бастилии была так ве­лика, что ее тут же начали разрушать кирками и ломами. Было решено употребить камни Ба­стилии на постройку моста Революции, для того чтобы народ всегда попирал их ногами. Че­рез год на месте прежде казавшейся несокруши­мой Бастилии осталась лишь груда развалин, Среди них была расчищена площадь, посажены деревья, водружена пика, увенчанная шляпой с трехцветной кокардой, и помещена надпись: «Здесь танцуют».

Так пала твердыня абсолютной монархии — Бастилия. День взятии Бастилии — день на­чала революции — стал национальным праздни­ком французского народа.