Промышленный переворот в Англии

Промышленный переворот в Англии

С 60—80-х годов XVIII в. до середины XIX в. в Англии происходил промышленный пере­ворот. Раньше, чем в других странах, вместо ручного труда появилось машинное производ­ство, вместо ремесленных мастерских — крупные промышленные предприятия — фабрики.

Машины существовали и раньше. Еще в средние века применялись, например, примитивные подъемные краны, насосы для откач­ки воды из шахт, воздуходувные мехи. Были и двигатели — ветряной (на мельницах) и во­дяное колесо. Но все промышленные изде­лия изготовлялись с помощью несложных инст­рументов. Станки того времени, например прял­ка, ткацкий станок, лишь частично заменяли ручной труд. Только в последние десятилетия XVIII в. в Англии появились машины, полно­стью заменившие искусные руки человека в непосредственной обработке сырьевого материала.

Роль рабочего, стоявшего у такой машины, сводилась к наблюдению за ее рабо­той: к наладке и регулировке механизма и к не­медленному устранению брака. Тогда же по­явился и универсальный двигатель — паровая машина Уатта. Она могла быть установлена на любом производстве и позволяла укрупнить промышленные предприятия.

Это была настоящая революция в промыш­ленности.

В результате промышленной революции изменились и общественные отношения людей: сформировались два основных класса капитали­стического общества — буржуазия и пролетариат.

Почему же промышленный переворот на­чался именно в Англии? В Англии раньше, чем в других странах, на смену феодалам пришла к власти буржуазия. После буржуа­зной революции XVII в.  зна­чительно ускорилось развитие хозяйства, осо­бенно промышленности.

Для устройства фабрики нужен крупный капитал. Английская буржуазия получала огромные прибыли от позорной торговли аф­риканскими рабами (см. стр. 296), от ограбле­ния и эксплуатации колониальных народов. Купцы и дворяне вывозили из Индии богатства. В их руках скапливались огромные капиталы.

Но деньги, фабрики, здания и оборудование еще не создают капиталистическое производ­ство, нужны и наемные рабочие — люди, ли­шенные средств производства (земли, орудий труда) и готовые продать владельцу фабрики свою рабочую силу. В Англии к этому времени у многих крестьян земля была отобрана, и они уходили в город. Искали работу и ремесленни­ки, разоренные конкуренцией с мануфактурами.

Фабрике нужно было много сырья. Англий­ским предпринимателям его хватало. Шерстя­ная промышленность была обеспечена сырьем в изобилии. Вспомним, что еще в XVII в. в Анг­лии начало бурно развиваться овцеводство (см. стр. 196). Крупные овцеводческие фермы давали много шерсти. Хлопок же за бесценок привозили из Индии.

Чтобы фабрика бесперебойно работала, ну­жен спрос на ее продукцию, кто-то должен по­купать ее изделия. В Англии во второй поло­вине XVIII в. спрос на промышленные изделия беспрерывно возрастал. Население страны бы­стро увеличивалось, особенно в городах. Рань­ше крестьяне и ремесленники многое произ­водили для себя сами. Теперь, переселившись в города, они были вынуждены покупать и оде­жду, и предметы домашнего обихода. Англий­ские промышленники вывозили товары и за границу, главным образом в колонии.

Спрос на изделия английской промышлен­ности так возрос, что мануфактурное произ­водство, основанное на ручном труде, уже не могло его удовлетворить. Во второй половине XVIII в. появилось несколько важных изобре­тений, которые позволили перейти к массовому машинному производству.

Переворот начался в хлопчатобумажной промышленности. В 1765 г. ткач Джеймс Харгривс изобрел механическую прялку и назвал ее именем своей дочери — «Дженни». Рукоятку машины вращал прядильщик, но вместо одного веретена, как в ручной прялке, у «Дженни» было 16 веретен, и производительность пря­дильщика увеличивалась в 16 раз. «Дженни»

уже настоящая машина, процесс прядения совершался в ней механизмом, а не человече­скими пальцами. Позднее количество веретен в этой машине возросло до 80: больше не мог привести в действие один рабочий.

Изобретателей становилось все больше и больше. Но не каждый из них мог применить свое изобретение в производстве, иногда оно попадало в руки пронырливых и ловких дель­цов. Так, цирюльник Аркрайт присвоил себе чужое изобретение усовершенствованной пря­дильной машины. В отличие от «Дженни» эта машина приводилась в движение не рабочим, а водяным колесом, поэтому ее и назвали ва­термашиной (вода — по-английски «ватер»). На «Дженни» мог работать и кустарь у себя дома, а для ватермашин нужна была фабрика. В 1771 г. Аркрайт построил фабрику на берегу быстрой и многоводной речки Дервент. Пер­воначально на этой фабрике было лишь несколь­ко десятков ватермашин. Но предприятие бы­стро разрослось. Разбогатев, Аркрайт основал еще несколько фабрик; только на одной из них было 600 наемных рабочих. Позднее суд дока­зал, что Аркрайт украл изобретение, и лишил его патента. Но Аркрайт уже стал одним из богатейших людей в стране и получил от короля дворянский титул.

«Дженни» пряла тонкую, но непрочную нить, ватермашина давала пряжу прочную, но слишком грубую. В 1779 г. сын крестьянина Самюэль Кромптон, талантливый самоучка, создал машину, которая пряла нить и тонкую и прочную. Эту машину назвали сельфакто­ром (самодвижущейся).

Машины стали изготовлять на прядильных фабриках так много пряжи, что ткачи не успе­вали перерабатывать ее. Нужно было механи­зировать ткачество. Это сделал Картрайт, го­товившийся стать сельским священником, но увлекшийся изобретательством. В 1785 г. он взял патент на ткацкую машину, которую впо­следствии усовершенствовал. Станок Картрайта увеличил производительность труда ткача в 40 раз.

Все эти машины нуждались в особой двига­тельной силе. На первых фабриках в качестве двигателя использовалась сила воды. Фабрики строились на берегах рек, часто в стороне от городов и больших дорог. Это затрудняло раз­витие промышленности. На смену водной энер­гии пришел паровой двигатель, который впер­вые был применен на прядильной фабрике в 1784 г. Изобрел его выдающийся инженер Джемс Уатт (см. т. 5 ДЭ, ст. «Джемс Уатт»).

Паровой двигатель быстро внедрялся не только в текс­тильной промышленности, но и в других отраслях хозяйст­ва, особенно на транспорте. По­явились первые паровозы. Прак­тическое значение паровоз по­лучил, когда его поставили на гладкие рельсы и он смог тащить за собой тяжелый состав. Наи­более удачную конструкцию па­ровоза изобрел сын рабоче­го инженер-самоучка Джордж Стефенсон, построивший свой первый паровоз в 1814 г. (см. т. 5 ДЭ, ст. «Джордж Стефенсон»).

В 1825 г. огромная толпа собралась по обеим сторонам дороги между городками Сток­тоном и Дарлингтоном. Многие не спали всю ночь, ожидая не­виданного зрелища — открытия первой в мире железной дороги общественного пользования.

Паровоз тянул за собой 33 вагона, им уп­равлял сам Стефенсон. Впереди шел народ и торжественно ехал верховой с флагом, за со­ставом следовала кавалькада всадников. Когда дорога пошла на спуск, Стефенсон сигналом по­требовал расчистить путь и увеличил скорость до 24 км в час. Поезд помчался вперед, а всад­ники отстали. В толпе закричали от изумления и испуга...

Длина первой железной дороги была всего 30 км, но уже к середине XIX в. Англию опоясала густая сеть железных дорог. В XIX столетии на машинное производство, кроме Анг­лии, перешла промышленность и в других эко­номически развитых странах.

Англия стала крупной промышленной держа­вой. Ее называли «мастерской мира»: своими дешевыми фабричными товарами она снабжала многие страны. Ее фабриканты и купцы быстро богатели. С ростом фабрик сложился и вырос промышленный пролетариат, который начал борьбу против класса капиталистов.

Ремесленники-кустари не выдержали кон­куренции с машинным производством, машины вытеснили ручной труд, разорялись тысячи прядильщиков и ткачей. Фабрики не могли дать работу всем разорившимся ремесленникам и всем переселившимся в город крестьянам, появилась масса безработных. Для безработных устроили особые работные дома. По выражению Маркса, эти дома были «карательными учреждениями для нищеты».

За изнурительный и од­нообразный труд рабочих только впроголодь кормили. По словам английского писателя Ч. Диккенса, «всем бедным людям был предо­ставлен выбор либо медленно умирать голод­ной смертью в работном доме, либо быстро умереть вне его стен». Недаром в народе на­звали эти дома «бастилиями для бедных».

Рабочие тогда еще не понимали, что причина их бедствий — капиталистический строй. При­чину своего тяжелого положения многие из них видели в машинах. Еще в 60-х годах XVIII в. началось движение против машин. С ростом фабрик это движение ширилось. В графстве Ланкастер в 1779 г. 8 тыс. рабочих с развер­нутыми знаменами и барабанным боем пришли на фабрику Аркрайта и вдребезги разбили все ее оборудование. Для усмирения рабочих были вызваны войска. Говорили, что некий рабочий Лудд якобы первый разбил свой ткац­кий станок. Разрушители машин называли се­бя луддитами (как установлено, Лудд — фи­гура вымышленная, легендарная).

В начале XIX в. правительство, напуган­ное размахом движения луддитов, решило из­дать против них закон (билль). В 1812 г. в па­лате лордов против этого закона выступил ве­ликий английский поэт Байрон. В своей речи Байрон рассказал о нищете и бедствиях рабо­чего класса. Он говорил, что причиной выступ­лений луддитов «была неслыханная нужда рабочих». Единственное их «преступление» — бедность, виноваты в их безвыходном положе-нии богачи, правительство и все те, кто през­рительно называет трудящихся «чернью». Байрон посвятил луддитам два стихотворения. Движение луддитов было одной из ранних незрелых форм классовой борьбы пролетариата против капиталистов. В ходе промышленного переворота рабочий класс рос, сплачивался и все яснее сознавал свои классовые интересы.