Галль и "френология". Крыло петуха, вступившее в спор с Галлем

Галль и  "френология". Крыло петуха, вступившее в спор с Галлем

В начале XIX в. уже никто не думал, что «душа», психика человека, «помещается» в моз­говой жидкости. Ученые все больше и больше убеждались, что орган психики — сам мозг. Однако они не сразу раскрыли сложнейшие механизмы работы этого замечательного органа. И, как это часто бывает в истории науки, ста­рые фантастические представления о заполняю­щей мозговые желудочки жидкости как о ме­сте, где рождается сознание, были заменены другими, также в значительной мере фантасти­ческими.

Изучением мозга много занимался извест­ный австрийский врач и анатом Франц Галль. Он первый начал сравнительным методом изу­чать строение мозга животных, стоящих на различных ступенях эволюционной лестницы. Так он узнавал, как постепенно складывался и развивался этот сложный орган.

Галль первый высказал положение, что осо­бенности мышления надо связывать с особен­ностями строения мозга. Наука всегда останет­ся благодарной за это Галлю.

Но Галль был и великий фантазер. В больших полушариях мозга он хотел найти «центры» для всех наших способностей и решить такую зада­чу тогда, когда у науки еще не было для этого достаточных данных.

Еще в школьные годы Галль заметил, что те его товарищи по классу, которые хорошо, склад­но говорят, имеют выпуклые глаза (это было, конечно, случайное совпадение). Не значит ли это, подумал он, что речь имеет в мозге свой «орган» (или, как позже стали говорить, «центр»), который находится в передних отде­лах мозга, за глазницами? Если эта часть мозга, управляющая речью, разрастается (ведь орган, управляющий хорошей, быстрой речью, дол­жен быть хорошо развит!), то она давит из­нутри на глазные яблоки, и глаза таких людей становятся выпуклыми.

Это наблюдение воодушевило Галля. А что, если и все другие «способности» тоже имеют в мозге свои органы, развитые в разной степени? Различия характеров и одаренностей объясня­лись бы тогда неодинаковым развитием мозго­вых органов. Но ведь неодинаковое развитие мозговых органов должно начаться очень рано, когда еще не окрепла черепная коробка ребен­ка, и тогда разрастание отдельных участков мозга вызовет выпуклости на черепе. Так нель­зя ли по этим выпуклостям на черепе установить, какие участки больших полушарий мозга раз­вились особенно сильно? И нельзя ли, сопостав­ляя их с чертами характера людей, судить о том, какие части больших полушарий являются материальными органами тех или иных черт характера или «способностей»?

Галль стал внимательно изучать строение черепа у многих людей. Вскоре он создал при­влекающую своей простотой, но совершенно фантастическую карту мозга, на которой в различных участках были размещены такие «способности», как сомнение, чувство времени, любовь к детям, дружба и т. д.

Науку, раскрывающую особенности мозга и черты характера по выпуклостям на черепе, назвали «френологией» (от греческих «френ» — душа, «логос» — наука). Последователи Галля затратили много энергии, чтобы убедить своих современников в великом «открытии».

КРЫЛО ПЕТУХА, ВСТУПИВШЕЕ В СПОР С ГАЛЛЕМ

Однако в XIX в. ученые уже не могли, как это было в средние века, удовлетвориться пред­положениями, не подтвердив их фактами. Теперь они решали споры точными эксперимен­тами.

Французскому физиологу Пьеру Флурансу, как и очень многим другим, схема Галля казалась насквозь фантастической. Верно ли, что отдельные участки больших полушарий мозга имеют прочно установленные постоянные функции? Не правильнее ли было бы предпо­ложить, что, так же как и другие органы тела (печень, легкие), мозг действует как целое? Чтобы достоверно ответить на этот вопрос, Флуранс поставил опыт. Он взял петуха, пе­ререзал у него нерв, который идет к мышце, сгибающей крыло, и нерв, идущий к мышце, что разгибает крыло. Затем он сшил эти нервы накрест: нерв сгибателей крыла — с централь­ным отрезком разгибательного нерва, а нерв, идущий от разгибателей крыла,— с централь­ным отрезком сгибательного нерва. Теперь условия для решения основной задачи были готовы. Если действительно в мозге есть по­стоянный «центр» сгибательного нерва и если он всегда посылает на периферию строго опре­деленные приказы, то теперь его приказ дойдет до мышцы, не сгибающей, а разгибающей кры­ло, и нужного движения не получится. То же случится и с «разгибающим центром», приказы которого дойдут теперь до мышцы, сгибающей крыло. Какая путаница произошла бы с дви­жениями, если бы мозговые «центры» имели постоянную, неизменную функцию!

Опыт Флуранса дал поразительные резуль­таты. Когда петух оправился от операции, ока­залось, что его крылья действуют точно так же, как они действовали раньше. И никому не при­ходило в голову, что движением крыльев управ­ляют теперь совсем другие, казалось бы, совер­шенно не приспособленные для этого «центры».

Значит, в головном мозге нет постоянных «центров» с раз навсегда заданными, резко отличными друг от друга функциями! Значит, мозг — сложнейшее саморегулирующееся уст­ройство — может действовать независимо от сохранности его отдельных частей, быстро перестраиваясь при изменении их анатомиче­ских отношений. Значит, он действует как це­лое, а «центры», если даже они имеют какое-либо специальное значение, проявляют огром­ную приспособляемость, пластичность. Можем ли мы после этого думать, что в больших полу­шариях мозга человека существуют изолиро­ванные «центры» отдельных «способностей»?

Опыт Флуранса не оставил и тени сомнения в том, что «френология» Галля с ее мозговой картой «способностей» была чистой фантазией. Однако спор Галля с Флурансом поставил пе­ред исследователями задачу, разрешение кото­рой заняло целое столетие.

Как же работают большие полушария голов­ного мозга? Верно ли, что все их участки со­вершенно одинаковы по своему значению? Неу­жели они состоят из абсолютно однородных элементов и работают как единое нерасчленен­ное целое? Действительно ли все участки мозга могут замещать друг друга?